Сердце красавицы склонно к измене - Марина Серова

— Значит, он либо забинтует шею, либо заклеит пластырем, — с задумчивым видом кивнул следователь, разглядывая врученный ему диск. — Я специально приказал дать на телевидение информацию, что Мясницкий убит с целью ограбления. Преступник уверует в свою безнаказанность и допустит ошибку. Тогда его и возьмем. Если, конечно, цели заказчиков не достигнуты. А если они получили, что хотели, то киллер сольется из области, и туши свет. Висяк.

— Будем надеяться на лучшее, что вы успеете его схватить, — грустно улыбнулась я. — Думали уже, где он может нанести следующий удар?

— Есть кое-какие мысли, но не хочу о них сейчас говорить, — уклончиво ответил Земляной.

— По-моему, надо установить наблюдение за Тыртышной, чтобы не получилось, как с Мясницким, — проговорила я, размышляя вслух. — Ее могут попытаться убить, либо она сама связана с убийцей и выведет вас на него. У меня пока нет ничего конкретного, одни догадки.

— А у меня людей нет, — вздохнул Земляной, — это дело меня доконает. Одна нервотрепка. Двоих уже потеряли. Теперь только идти до конца, иначе со всего управления полетят погоны. — Он достал из пачки сигарету и, легонько разминая ее пальцами, посмотрел по сторонам, ища глазами место для курения.

— Я видела, на лестнице курят, — сказала я ему. Земляной нетерпеливо махнул рукой и убрал сигарету назад в пачку. — Потом покурю.

— Так что вы решили насчет Тыртышной? — вернулась я к интересующей меня теме.

— Что решил, что решил, — ворчливо повторил Земляной, — за ней уже наблюдение ведется, телефон слушаем, пока результат нулевой. Скажите-ка, Евгения Максимовна, а как ваш подопечный вел себя, когда узнал о смерти Мясницкого?

— Он сначала в обморок чуть не упал, а после нажрался в хлам, до сих пор отходит, — ответила я. — Считает, что его убьют следующим. — Сделав паузу, я просила: — Вячеслав Юрьевич, на вашей памяти были дела, связанные с банком «Волжский»?

— Нет, ничего существенного, я искал сам, — ответил Земляной. — К «Волжскому» претензий нет — чисты как младенцы. Из персонала никто не сидел. Я даже удивился, когда узнал. Так, с этим ладно. Как мы будем женщину искать, которая устроила пальбу на месте преступления, а погодя гналась за убийцей, сметая все на своем пути? Евгения Максимовна, я надеялся, что вы мне в этом поможете. У вас случайно нет знакомой с темно-вишневым «Фольксвагеном»? У меня тут и номер записан. — Хитро улыбаясь, он достал блокнот и продиктовал номер, который я нацепляла на машину, отправляясь на дело. — Что скажете, госпожа Охотникова Евгения Максимовна? Где находится ваша машина? У вас ведь тоже «Фольксваген». Номерные знаки другие, но долго ли поддельный номер налепить.

— Что за пошлые намеки? — спросила я холодно и ответила спокойно, с достоинством: — Моя машина на стоянке, а если ее там нет, то, значит, угнали. Я не малолетка, Вячеслав Юрьевич, не надо вот этих игр. Вы прекрасно все понимаете. Что, хотите мне пригрозить?!

— Я хочу, чтобы вы перестали причинять мне головную боль, — признался Земляной. — Нельзя ли вести себя попроще, без стрельбы, без гонок. Я же потом этот винегрет расследую. Как мне концы с концами сводить? Петерсон уже подозревает, что я кого-то прикрываю.

— Вячеслав Юрьевич, не надо меня прикрывать. Я взрослая девочка и могу сама о себе позаботиться, — сказала я, похлопав его по плечу. — Время сейчас такое, что попроще не получается, но ради вас я буду стараться — честно-пречестно!

На этом мы со следователем распрощались. Я вернулась в палату, и Конюков, дожидавшийся меня, с ходу пристал с вопросами: почему это следователь со мной поговорил, а с ним нет и не подозревают ли его в чем? Я приказала ему взять себя в руки, не болтать ерунды, а позвонить Портняжному, чтобы узнать, что тот думает делать после убийства Мясницкого.

— Скажете, что не находите себе места, думаете только о благополучии банка, и тому подобное, — напутствовала я клиента, наливая в чайник воды, — говорите все, что хотите, главное, выясните, кого он собирается ставить на место покойного.

Конюков, сидевший на кровати, нерешительно взял свой сотовый, минут пять бормотал себе что-то под нос, разглядывая телефон, потом собрался с духом, быстро набрал нужный номер и, приложив трубку к уху, прислушался. Портняжный ответил. Услышав его голос, Конюков радостно поприветствовал шефа, поинтересовался его здоровьем, рассказал о своем, а затем изложил свои чаяния о судьбе «Волжского». Прислушиваясь к разговору, я села к столу, отрезала себе пару ломтей батона, намазала их абрикосовым вареньем из банки, вскрытой вчера, и стала заваривать чай.

— Генрих Августович, безвластие — это ведь самое страшное. Сейчас, после убийства, в коллективе поднимется мутная волна. Люди не знают, что будет завтра. Работа стопорится, уверен, что по новым проектам вообще ничего не делали. — Прервав внезапно свою пламенную речь, Конюков выслушал ответ Портняжного. При этом его лицо удивленно вытянулось. — Когда вы успели принять решение? Да, понятно, понял. Нет, у меня нет возражений. Если правление постановило. До свидания, Генрих Августович. Выздоравливайте.

Отложив сотовый, Конюков сквозь зубы процедил:

— Чудненько! Красота! — Посмотрел на меня и с обидой пояснил: — Представляете, Евгения Максимовна, нового председателя правления уже выбрали. Молниеносно, как по волшебству! И угадайте, кто! Конечно же, Вера Давыдовна! Мне Портняжный больше не доверяет.

Мысль, что Тыртышная стала его начальником, доставляла Конюкову чудовищные мучения. С жаром он рассказал мне, какая избранница Портняжного безынициативная, безвольная, неспособная мыслить масштабно. С ней банк точно пойдет ко дну. Я терпеливо выслушивала его нытье, а когда клиент решил перевести дух, сказала ободряюще:

— Андрей Кондратьевич, в назначении Тыртышной ведь есть и положительные моменты.

— Какие это положительные моменты? — спросил Конюков, прищурившись, точно подозревая меня в измене.

— Такие, что теперь убийца, по идее, должен будет охотиться за ней, — объяснила я свою позицию. — Если она так плоха, то со временем Портняжный поймет свою ошибку, а к тому времени убийцу схватят. Тыртышную снимут, а вас назначат.

— Ага, интересная теория, — похвалил Конюков с иронией, — есть только одна маленькая проблема. Заняв пост председателя, Тыртышная в первую очередь выживет меня, Портняжный ей препятствовать не станет из-за размолвки с Кравцовым. Понимаете, я со свистом вылечу с работы.

— Ну, не знаю тогда, поговорите с Портняжным, убедите его, что вы нужнее банку, чем Тыртышная, — пожала я плечами, наливая себе чаю. Что я могла ему еще предложить? Конюков скривился, словно съел клопа в малине. Идею убеждать Портняжного он назвал смешной.

Отрезав себе лимона, я бросила кружочек в чашку и предложила:

— Давайте я поговорю с Портняжным.

Конюков посмотрел на меня как на умалишенную.

— Вы? Да он с вами и разговаривать не станет. Что вы ему скажете? Или испытаете на нем химию, как хотели на Мясницком?