Убийственно прекрасная - Джеки Коллинз

Две недели спустя агент снова позвонил Билли и произнес слова, которые жаждет услышать любой актер:

«Поздравляю, Билли, тебя утвердили на главную роль».

«Что? — пробормотал он, совершенно потрясенный. — Что со мной сделали?»

В тот же день, немного придя в себя, он собрал ближайших друзей (включая Кевина, у которого жил последние несколько месяцев) и отправился по кабакам. Роль следовало отметить, и в конце концов Билли набрался так, что ничего не помнил. Очнулся он в постели с сорокалетней стриптизершей, которая, как выяснилось впоследствии, наградила его гонореей, которую, впрочем, удалось быстро вылечить.

Меньше чем через неделю Билли уже снимался в фильме, которому суждено было стать первым в его стремительной карьере. В том, что и дальше все будет хорошо, Билли не сомневался. Во-первых, начинал он сразу с главной роли, а во-вторых, его партнершей была несравненная Винес Мария, а это что-нибудь да значило.

Приняв душ, Билли голышом вернулся в спальню. Винес окинула его одобрительным взглядом и поманила к себе.

К счастью, «Большой», как называла пенис Билли одна из его прежних подружек, пребывал в полной боевой готовности и готов был исполнить все, что потребует хозяин.

— Иди же ко мне! — ласково позвала Винес. Она умела придавать своему чудесному голосу такие обертоны, что Билли невольно возбудился еще больше и сделал шаг вперед, торопясь попасть в нежные, теплые объятия своей возлюбленной. Той самой возлюбленной, которой он так легкомысленно изменил сегодня утром.

«Черт побери, пожалуй, нужно как-то возместить ей ущерб, — подумал Билли, сразу забыв о своем утомленном, избитом теле. — Что ж, попробуем, и да здравствует рок-н-ролл до утра!»

* * *

Пока Билли занимался любовью с одной из самых знаменитых женщин в мире, прославленный обладатель двух «Оскаров» Алекс Вудс сидел в забегаловке для мотоциклистов где-то на шоссе Пасифик-кост и пил виски «Джек Дэниелс» со льдом. Возвращаться домой, в свой изысканный особняк в привилегированном районе Брод-бич, ему не хотелось.

Ему не хотелось снова смотреть в окно на темный ночной океан да бездумно переключать каналы огромного телевизора.

И разговаривать ему тоже ни с кем не хотелось. В особенности с Линг — двадцатидевятилетней адвокатессой китайского происхождения, с которой он жил уже почти два года. В постели Линг была великолепна, но во всех остальных ситуациях ее безмятежное спокойствие могло свести с ума кого угодно.

Алексу хотелось только одного — сидеть за грязным столиком, напиваться и грезить о Лаки Сантанджело.

О ней он мог думать часами.

Что он и делал сейчас.

Завтра будет новый день. Завтра он постарается выкинуть ее из головы и вернуться к нормальной жизни.

А может, и стараться не будет. Не будет, потому что все бесполезно. Алекс просто не мог не думать о Лаки. Она была его страстью, его единственной тайной любовью. И, покуда жив Ленни Голден, таковой она и останется.

Увы!

Если бы не Лаки Сантанджело, Генри Уитфилд-Симмонс мог бы стать настоящей знаменитостью, мегазвездой современного американского кино. Так, во всяком случае, казалось ему самому. Он не сомневался, что превосходит по всем статьям этого неотесанного выскочку Мелину — дешевого актеришку, который украл его роль в фильме Алекса Вудса. Ту самую роль, которая была написана будто специально для него. Генри был на сто процентов уверен, что получит ее, но роль досталась Билли.

Чтоб он сдох, этот Билли!

Своего соперника Генри считал тупым бревном. Играть, во всяком случае, он точно не умел. Чтобы убедиться в этом, достаточно было посмотреть любой фильм с его участием. Просто бред какой-то, что именно Билли утвердили для съемок в «Обольщении». Случайное стечение обстоятельств — как и вся его дальнейшая «звездная» карьера.

Несмотря на то что на прослушивании Генри провалился восемь лет назад, он и сейчас вспоминал об этой величайшей несправедливости чуть не каждый день. Он знал твердо: если бы не Лаки Сантанджело, то на экране вместе с Винес Марией красовался бы он, а не этот пропахший навозом ковбой Мелина. С тех пор прошло достаточно много времени, но Генри ничего не забыл и не простил. Лаки Сантанджело, сопродюсер «Обольщения», — вот кто был виноват в том, что он так и не стал великой звездой. Это она не захотела, чтобы он снимался в ее поганой картине. Генри не сомневался в этом, потому что во время прослушивания смотрел на Лаки и видел, как она неприязненно поглядывает на него своими непроницаемыми черными глазами, морщится и нетерпеливо постукивает ногтями по столу. Алекса Вудса в тот день как назло не было. Не было и Винес Марии.

Генри как раз собирался перейти к чтению второго эпизода, когда заметил знак, поданный Лаки ответственному за кастинг. Она, дескать, видела достаточно. С ее стороны это было не просто грубо, но и унизительно.

Но Генри разозлился на нее вовсе не за грубость, точнее — не только за грубость. Эта итальянская сука погубила его карьеру, разрушила его будущее, лишила единственного шанса, который у него был.

Вскоре после закончившегося катастрофой прослушивания отец взял Генри с собой на рыбалку. В небольшой лодке их было только двое, ибо Логан Уитфилд-Симмонс наивно полагал, что возвращение к простым удовольствиям поможет ему наладить контакт со своим необщительным, лишенным здоровых амбиций отпрыском, которого, по совести говоря, он совершенно не понимал. Логан вообще недолюбливал людей, которые не желали работать и не придерживались законов трудовой этики, но, поскольку Генри был его единственным сыном, он твердо решил привести парня «в чувство».

«Когда ты намерен заняться семейным бизнесом?» — спросил он, заранее раздражаясь, ибо на удовлетворительный ответ рассчитывать вряд ли приходилось.

Этот вопрос Генри слышал уже бесчисленное количество раз. В большинстве случаев ему удавалось уйти от ответа, но сейчас отмолчаться было невозможно.

«Ты прекрасно знаешь, что я хочу сниматься в кино, быть актером! — выкрикнул он. — Это мое заветное желание, и ты не сможешь мне помешать».

Его ответ спровоцировал взрыв.

«Как это — не смогу?! Значит, мое мнение так мало для тебя значит?» — мрачно осведомился Логан, сдерживаясь из последних сил.

«Да ни хрена оно не значит! — завопил Генри. — Ни твое мнение, ни материно — ничье!»

«Ты будешь актером только через мой труп!» — прокричал в ответ Логан.

«Через труп так через труп!» — огрызнулся Генри.

Так они кричали друг на друга довольно долго. Логан не на шутку разозлился на своего никчемного сына, который не желал прислушиваться к доводам рассудка. Генри тоже не собирался уступать и прощаться с мечтой всей своей жизни. Вскоре они перешли к оскорблениям, и неизвестно, сколько бы продолжалась эта бессмысленная перебранка, если бы Уитфилд-Симмонс-старший внезапно не замолчал на полуслове. Его лицо стало белее мела, а левая рука как-то странно повисла.