Дживс и феодальная верность - Пэлем Грэнвил Вудхауз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Н-да, в этом что-то есть.
– Значит, приедешь?
Я в сомнении прикусил губу, вспомнив про Чеддера по прозвищу Сыр.
– Ну, что ты молчишь, бессловесный? – строго спросила моя тетя.- Говори.
– Я думаю.
– Перестань думать и ответь толком. Если это поможет тебе принять положительное решение, замечу, что Анатоль сейчас в наилучшей форме.
Я вздрогнул. Раз дело обстоит так, безусловно, было бы безумием отказаться от места за пиршественным столом.
До сих пор я лишь мельком упоминал этого Анатоля, но сейчас воспользуюсь случаем и сообщу, что его продукцию надо самому отведать, чтобы в нее поверить, степень ее совершенства никакими словами не передашь. После того как приготовленный Анатолем обед растаял у тебя во рту, расстегиваешь жилет и, отдуваясь, откидываешься на спинку стула в полном убеждении, что сверх этого жизнь уже ничего больше не может тебе подарить. Но не успел опомниться, как наступает вечер и подают ужин, еще того неописуемее, и ты испытываешь блаженство, настолько близкое к райскому, насколько способен пожелать здравомыслящий человек.
Ввиду всего вышесказанного я счел, что, как бы ни выражался и как бы ни поступил Сыр Чеддер, обнаружив меня если и не совсем бок о бок с его возлюбленной, то все же в непосредственной близости от нее, однако на риск разбудить в нем зверя придется пойти. Конечно, малоприятно быть разорванным на тысячу кусков рукой стопудового Отелло, который потом еще спляшет чечетку на твоих останках, но если в желудке у тебя при этом находится созданная Анатолем Timbale de ris de veau Toulousiane [Запеченная в горшочке сладкая телятина по-тулузски (франц.).], неприятные ощущения в значительной мере сгладятся.
– Еду,- сказал я.
– Умница. Ты освободишь меня от Перси, и тогда я смогу сосредоточиться на Троттере. А чтобы пробить до конца эту сделку, мне понадобится вся мыслимая сосредоточенность.
– Что за сделка? Вы мне так и не сказали. И что такое этот Троттер, если он вообще что-то собой представляет?
– Я познакомилась с ним у Агаты. Он ее приятель. Владеет чуть не всеми газетами в Ливерпуле, но хочет заполучить плацдарм в Лондоне. И я добиваюсь, чтобы он купил у меня «Будуар».
Я изумился. Вот уж чего никак не ожидал. Мне всегда казалось, что журнал «Будуар светской дамы» – ее любимое детище. И вдруг оказывается, она его продает. Меня это поразило – все равно как если бы Роджерс продавал Хаммерстайна. [Хаммерстайн, Оскар (1895-1960) и Роджерс, Ричард (1902-1979) – соавторы знаменитых мюзиклов, таких как «Оклахома» «Звуки музыки» и мн. др.]
– Но как же так? Почему? Вы же его любили, как родного сына.
– И люблю. Но у меня нет больше сил то и дело ходить к Тому за денежными вливаниями. Всякий раз, как я обращаюсь к нему с просьбой об очередном чеке, он спрашивает: «А разве ваш журнал еще не окупается?» Я отвечаю: «Нет, дорогой, пока еще нет». А он на это: «Гм!» – и добавляет, что, мол, если так будет продолжаться, мы все к Рождеству перейдем на пособие как неимущие. Мое терпение лопнуло. Я – как те нищенки, которые с младенцами на руках умоляют на улице купить у них веточку вереска. И когда я встретила у Агаты Троттера, то решила: вот человек, которому я передоверю «Будуар», если только человеческим ухищрениям под силу это осуществить. Ты что-то сказал?
– Я сказал: «Ох, ах!» Хотел еще добавить, что очень жаль.
– Да, жаль. Но деваться некуда. С каждым днем добывать У Тома деньги становится все труднее. Он говорит, что любит меня всей душой, но всему есть предел. Ну, ладно, жду тебя завтра. Не забудь про ожерелье.
– Завтра с утра пошлю за ним Дживса.
– Хорошо.
Тетя Далия, кажется, хотела еще что-то сказать, но тут женский голос за кадром произнес: «Три минуты истекли»,- и она сразу повесила трубку, как женщина, которая испугалась, как бы с нее не содрали еще пару шиллингов, или сколько там полагается.
В комнату неслышно просочился Дживс.
– Э-э, Дживс,- сказал я.- Завтра мы едем в Бринкли.
– Очень хорошо, сэр.
– Тетя Далия зовет меня, чтобы я немного взбодрил нашего знакомца Перси Горринджа, который у них там завелся.
– Вот как, сэр? Тогда, может быть, вы позволите мне на той неделе съездить на один вечер в Лондон?
– Конечно, Дживс, конечно. Собираетесь поразвлечься?
– В клубе «Подручный Ганимед» состоится ежемесячный банкет, сэр. Меня попросили занять кресло председателя.
– Занимайте, разумеется. Вы более чем достойны этой чести.
– Благодарю вас, сэр. К исходу дня я вернусь.
– Вы выступите с речью, я полагаю?
– Да, сэр. Без речи председателя какой же банкет?
– Не сомневаюсь, что они у вас все будут кататься от смеха. Да, чуть не забыл. Тетя Далия просила меня привезти ее ожерелье. Оно в мастерской «Эспиналь» на Бонд-стрит. Не могли бы вы утром за ним зайти?
– Разумеется, сэр.
– И вот еще что, я чуть было не упустил вам рассказать. Ту тысячу фунтов Перси все же раздобыл.
– Неужели, сэр?
– Нашел себе благотворителя. Интересно, кто этот простофиля?
– Да, сэр.
– Глупец какой-нибудь.
– Несомненно, сэр.
– Тем не менее – вот. Только подтверждает слова покойного Барнума [ Ф. Т. Барнум (1810-1891) – американский шоумен, «отец рекламы».], что простофили родятся каждую минуту.
– Вот именно. Это все, сэр?
– Да, это все. Доброй ночи, Дживс.
– Доброй ночи, сэр. Утром я упакую вещи.
К вечеру следующего дня, после приятной поездки по живописной сельской местности, я завернул в ворота Бринкли-Корта и, выйдя из своего двухместного «бентли», пошел уведомить хозяйку о нашем прибытии. Я нашел тетю Далию в кабинете, или «логове», где она проводила досуг за чашкой чая и романом Агаты Кристи. Когда я предстал перед нею, она бросила на мои усы мимолетный взгляд, правда, вздрогнула, как нимфа, которую застали за купанием, и пробормотала: «И это – лицо, которое останавливало тысячу башенных часов?» [ …останавливало тысячу башенных часов.- Переиначенная фраза из трагедии К. Марло «Доктор Фаустус» (1604), где говорится о Елене Прекрасной, чья красота отправила в плавание тысячу кораблей.],- а так никаких замечаний не отпустила. Возможно, сберегала на будущее.
– Привет, рептилия,- сказала она.- Так ты, стало быть, приехал?
– Приехал,- подтвердил я,- волосы в косице, и застегнутый на все пуговицы. Рад вас приветствовать, престарелая родственница.
– И я тебя, безмозглая твоя голова. Ожерелье мое ты, конечно, забыл привезти?
– Совсем даже нет. Вот оно. То самое, что дядя Том подарил вам на Рождество, верно?