Серебряный крест - Елена Садыкова

– Пусть будет Чехия…

16 октября 2008 г. Прага.

День клонился к закату, когда мы сытые и довольные сидели под красным зонтиком паркового кафе. Андрей курил. Я тоже попробовала, но руки еще дрожали, и пепел все время сыпался куда не нужно. Чтобы не вызывать лишних вопросов, я затушила сигарету. Брат деловито разложил на столе путеводитель по Чехии.

– Выбирай. Пара свободных дней у меня есть, так что можно поехать куда-нибудь.

– Как русская туристка, я обязана выбрать Карловы Вары.

– Можно и Вары.

Я поморщилась.

– Не хочу. Мы там были в прошлом году с Данилом. У меня в минералке левую ногу сводит.

– Тогда листай сама, но помни, что лучше уложиться в день пути.

– Как я понимаю, туда и обратно?

– Правильно понимаешь. Мне через два дня на работу. Можно, конечно, сослаться на какую-нибудь инфекцию, этого здесь боятся больше, чем маньяков, и махнуть к тетке в Брно.

– Так тетка же не в Брно живет, а в Вене.

– Она в Брно частенько приезжает отдохнуть.

– Отдохнуть? От кого?

– От чего. От своей бурной жизни.

Тетушка Анна, «порнозвезда на пенсии», как называли ее в семье, вышла замуж «за австрияка» – редактора Pistolezzy, известного в определенных кругах журнала для мужчин. И вот уже пятнадцать лет она реализовывала свой талант фотомодели вдали от родного города, гордившегося своей тяжелой промышленностью. Нрав у тетки был весьма горячий, и поэтому она частенько оказывалась втянутой в скандальные истории, которые ее муж поощрял, а иногда и оплачивал, потому что в таком случае он имел возможность получать информацию для своего журнала из первых рук. Грязные статейки о ее похождениях пользовались популярностью у мужских читателей и хорошо поднимали тиражи. Первые года два Анечка бесилась с тоски по родным заведениям и требовала, чтобы кто-нибудь из родственников непременно навестил ее, намереваясь оплачивать каждое такое посещение. Но строгие нравы, сохранившиеся с советских времен, не позволяли родне поддерживать тесные контакты с Диким западом. Детей у Анечки не было, а племянников, тем более племянниц, ей не доверяли бдительные родители.

Андрею повезло. Он пару раз ездил на какой-то семинар в Вене, после чего тетушка стала регулярно посещать Чехию, а вернее Брно. И обещала даже навестить «Андрюшеньку» в Праге, как только Альфонсик соберется на воды в Карловы Вары, куда он собирается вот уже лет десять. Судя по тому, что брат не любил рассказывать про их совместные попойки, эти двое здорово проводили время, чему я сильно завидовала.

Я взяла со стола справочник. Все по-чешски, но картинки красивые. Медленно перелистывая страницы, я обратила внимание на один из витражей собора, которых в каталоге было великое множество. Я показала витраж Андрею:

– Это где?

– Кутна Гора. Часа два езды.

– Вот и славно.

Домой мы вернулись часов в шесть, переоделись для ночных прогулок и поехали, как нам показалось, развлекаться. Доехав до центра, мы решили бросить машину на ближайшей парковке, намереваясь завтра забрать.

– Как ты потом найдешь ее?

– Ты думаешь, мы напьемся до беспамятства?

Я отказалась напиваться, пока не куплю пражских сувениров в достаточных количествах.

– Мне срочно нужен «сувениринг».

– Прямо сейчас?

– Все равно времени больше не будет.

Мягкая ночь спустилась на город, и очертания пороховых башен, подсвеченные желтыми огнями, не казались такими брутальными, как в сумерках. Я люблю Прагу и могу часами бродить по ее улочкам. Когда мы приезжали в прошлом году с Данилом и еще раньше, года три назад, я открывала для себя маленькие пражские миры: дворики, магазинчики, галереи и прочие дамские радости. Как-то я забрела в «обувной бутик», где продавались всего шесть пар обуви – четыре женских и две мужских, зато самых модных в сезоне. Сам магазинчик был скорее похож на длинный коридор, все убранство которого состояло из дивана, накрытого леопардовым пледом. На него следовало присаживаться для примерки одной из четырех пар обуви. На стене напротив диванчика и дальше, вдоль коридора, стояло несколько зеркал – вот и весь магазин. Для меня такие салоны имеют особую притягательность. В них мастера предлагают вам разделить свой восторг от созданного ими шедевра. Даже если вы этого восторга не разделили, все равно почувствовали себя желанным гостем в их маленьком мире.

Пражское «скло» – стекло и хрусталь – уже не являлось предметом вожделений туристов. Этого добра навезли в Россию лет десять назад. Открытки меня интересовали только авторские, художественные, а их нужно искать днем, в районе Дивадло, т. е. Национального театра. Андрей, словно прочитав мои мысли, махнул в сторону театра:

– Знаешь, какая сейчас самая популярная пьеса?

– Ну?

– «Ческе секретушки». Билеты проданы на два месяца вперед. А премьеры еще не было.

– Ты идешь?

– Зачем? У меня же нет секретушки.

– Это зря. Сейчас бы не мучились проблемой сувениров. Поручили бы ей, и сидели бы где-нибудь в винном погребе.

– А мы и не будем мучиться. Купим хороших дисков с чешскими балладами…

– Это для гурманов?

– Нет, для гурманов мы купим абсента и боровички.

Я сразу почувствовала себя гурманом и захотела боровички. Теперь, когда мы без машины, можно пить сколько хочешь и не трезветь из чувства солидарности с водителем.

1 июня 1148 г. Франция.

Тусклый свет свечи уже не позволял разобрать мелкие цифры на древнем пергаменте. Исаак устал. Он поднялся из-за стола и потер глаза. Монсеньор торопил, но ошибка могла стоить дорого, и поэтому приходилось проверять расчеты по нескольку раз. Исаак начал собирать документы, разложенные на большом деревянном столе. Он открыл сундук, чтобы убрать драгоценные свитки, как вдруг дверь мастерской тихо отворилась, и в комнату скользнула чья-то тень. Не успел Исаак опомниться, как кто-то крепко обхватил его сзади рукой в железной перчатке. Юноша почувствовал, как в горло его уперлось холодное стальное лезвие. Свеча еще горела, и Исаак осторожно, стараясь не шевелиться, опустил взгляд на руку, сжимавшую его. На кожаном отвороте перчатки красовался герб де Монбаров.

Исаак осторожно выдохнул и спросил:

– Чего от меня хочет господин граф?

Де Монбар повернул юношу лицом к себе, не выпуская из рук и не убирая кинжала:

– Если крикнешь – я перережу тебе горло.

Исаак прохрипел:

– Я не буду кричать. Отпустите меня.

Монбар ослабил хватку и убрал нож.

– Почему ты здесь один так поздно?