Жатва - Тесс Герритсен

— Мне противно, когда ты так себя ведешь, — сказала Эбби.

— Эбби, пожалуйста, не надо. Я устал.

— И я тоже. Мы оба устали. Похоже, теперь это наше обычное состояние. Но я не могу отвернуться и уснуть. И ты не можешь.

— Ладно. Что ты хочешь от меня услышать?

— Все что угодно! Я просто хочу, чтобы ты не переставал говорить со мной.

— Я не вижу смысла в бесконечных разговорах. Они отнимают силы.

— Но есть вещи, о которых мне просто необходимо с тобой поговорить.

— Говори. Я слушаю.

— Ты слушаешь как будто через стенку. У меня такое чувство, что я пришла на исповедь. Стою и говорю, даже не видя того, с кем говорю.

Эбби вздохнула. Она смотрела в темноту, и вдруг у нее возникло ощущение, что она плавает в воздухе. Свободная, ни с кем и ни с чем не связанная.

— Этот парень в палате интенсивной терапии. Ему всего семнадцать.

Марк молчал.

— Он мне очень напоминает брата. Конечно, Пит был намного младше. Но там такое же наигранное мужество, как у всех мальчишек. И Пит вел себя так.

— Это не только мое решение, — сказал Марк. — Другие согласились. Вся команда трансплантологов. Аарон Леви. Билл Арчер. Даже Джереми Парр.

— А при чем тут президент клиники?

— Парру нужна хорошая статистика. Все исследования показывают, что у амбулаторных пациентов чаще приживаются донорские органы.

— Если Джошу О’Дею в ближайшее время не сделать операцию, он долго не протянет.

— Да, Эбби, это трагично. Но такова жизнь.

Она оцепенела от его будничного тона.

Марк потянулся к ее кисти. Эбби отдернула руку.

— Ты бы мог их отговорить, — сказала она. — Переубедить.

— Слишком поздно. Команда уже приняла решение.

— Да кто они такие — эта команда? Сонм богов?

Снова молчание. Долгое. Напряженное.

— Выбирай выражения, Эбби, — тихо произнес Марк.

— У вас что, священный синклит?

— Тогда, у Арчера, все мы были очень откровенны с тобой. Скажу больше: Арчер мне потом говорил, что за последние три года он не встречал более подходящей кандидатуры, чем ты. Подходящей для работы в команде. Но Арчер осторожен в подборе людей, и я его не упрекаю. Нам нужны те, кто будет работать с нами, а не против нас.

— Даже если я не соглашаюсь с мнением остальных членов команды?

— Эбби, в этом и заключается работа в команде. У всех нас есть своя точка зрения. Но решения мы принимаем сообща, а приняв, твердо их придерживаемся.

Марк снова потянулся к ней. На этот раз Эбби не выдернула руку, но и не ответила на его пожатие.

— Эбби, не капризничай. Другие ординаторы пошли бы на что угодно, представься им возможность попасть в бейсайдскую команду трансплантологов. Тебе же эту возможность преподнесли на тарелочке. Ты ведь хочешь работать в нашей команде?

— Конечно. Очень хочу. Я даже не знала, как сильно этого хочу, пока Арчер не завел тогда разговор…

Она сделала глубокий вдох и теперь выдыхала.

— Мне только не нравится одна моя особенность. Мне постоянно хочется большего. Всегда хотелось большего. Того, что вечно тянет и тянет меня вперед. Вначале хотела поступить в колледж, потом в медицинскую школу. Потом хирургическая ординатура. Теперь вот — приглашение в команду. Я ушла очень далеко от того, с чего начинала. А ведь когда-то мне всего лишь хотелось стать врачом…

— Но ведь теперь тебе этого недостаточно?

— Да. Жаль, что я не могу удовлетвориться имеющимся. Но мне действительно этого недостаточно.

— Тогда не упускай того, что само идет тебе в руки. Эбби, я тебя очень прошу. Ради нас обоих.

— Тебя послушать — получается, будто не я, а ты можешь все потерять.

— Это ведь я предложил твою кандидатуру. Я им сказал, что ты лучший выбор, который они могли бы сделать. — Марк посмотрел на нее. — Я по-прежнему так думаю.

Несколько минут они лежали молча, держа друг друга за руки. Потом Марк погладил ее по бедру. Это не было настоящим объятием, но хотя бы попыткой.

Эбби хватило. Она больше не противилась его ласкам.

В карманах полудюжины врачей одновременно запищали пейджеры. И почти сразу же из динамиков интеркома послышалось короткое объявление:

— Синий код. Отделение интенсивной терапии. Синий код. Отделение интенсивной терапии.

Вместе с другими хирургическими ординаторами Эбби устремилась к лестнице. К тому времени, когда она вбежала в отделение, там было достаточно людно. Более чем достаточно для оповещения «синий код». Большинство ординаторов стали расходиться. Наверное, Эбби тоже ушла бы… если бы не увидела, что оповещение касалось койки № 4. Койки Джошуа О’Дея.

Эбби протолкалась сквозь кольцо белых халатов и зеленых хирургических костюмов. В центре лежал Джошуа О’Дей. Над его хрупким мальчишеским телом сверкал верхний свет. Ханна Лав делала непрямой массаж сердца. Другая медсестра лихорадочно рылась в ящиках каталки, вытаскивая ампулы и шприцы, которые тут же передавала врачам. Эбби взглянула на кардиомонитор.

Фибрилляция желудочков. Рисунок умирающего сердца.

— Интубационную трубку на семь с половиной! — потребовал чей-то голос.

Только сейчас Эбби заметила Вивьен Чао, склонившуюся над головой Джоша. В руках у нее был ларингоскоп.

Медсестра сорвала пластиковую упаковку с трубки и протянула ее Вивьен.

— Продолжайте подачу кислорода! — распорядилась Вивьен.

Санитар, державший маску у лица Джошуа, жал на резиновую грушу, вручную нагнетая кислород в легкие мальчишки.

— Достаточно, — остановила его Вивьен. — Начинаем интубацию.

Санитар убрал маску. За считаные секунды Вивьен поставила Джошуа интубационную трубку и подсоединила кислородный шланг.

— Лидокаин введен, — доложила медсестра.

Ординатор отделения интенсивной терапии взглянул на монитор и поморщился:

— Черт. Фибрилляция сохраняется. Придется снова запускать дефибриллятор. Двести джоулей.

Медсестра подала ему пластины дефибриллятора. Места наложения уже были помечены токопроводящим гелем. Одна пластина легла возле грудины, вторая — вблизи соска.

— Всем отойти.

Тело Джошуа О’Дея пронзил электрический разряд, вызвав одновременное сокращение всех мышц. Тело вздыбилось в чудовищной судороге и снова обмерло.

Собравшиеся следили за кардиомонитором.

— Фибрилляция сохраняется, — сказал кто-то. — Нужна инъекция бретилия, двести пятьдесят миллиграммов.