Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Воллам Мортон

— Кому костюмчик на парня поменьше меня ростом… Всего за полфунта.

Странное дело — какой бы старой и изношенной ни была эта одежда, всегда находятся неразумные, которые ее покупают.

Эти улицы полны жизненной энергии и добродушия. Веселье, доброжелательность, азарт… Над рынком витает дух восточного жизнелюбия, вызывающего восхищение и зависть. Вдоль тротуаров ряды прилавков, и за каждым — энергичный (независимо от возраста) еврей.

Вот тачки, набитые нейлоновыми чулками, средоточие интересов фабричных работниц, которые не мыслят себе нарядов без этих чулок. Одни твердят, что чулки привезли контрабандой из Америки, другие уверяют, что это бракованный товар. Не искушенные в коммерции и конкуренции девушки не знают, чему верить.

— Хотите настоящие? — шепчет какой-то спекулянт. — Взгляните вот на эти. Не стесняйтесь, вытаскивайте. Проверьте оба. Ни единого изъяна. Если что, приходите в следующий раз, я верну вам деньги.

Он проворно вынимает чулки из целлофановой упаковки и вручает покупательницам.

— Когда б вы только знали, дамочки! Да у меня все кинозвезды отовариваются!

Конкурент, занимающий место на противоположной стороне улицы, чувствует, что пора принимать меры, иначе толпа собравшихся вокруг него женщин вот-вот растает.

— Лучший в мире нейлон! — кричит он во весь голос. — Уверяю вас, — добавляет он, понизив голос до шепота, — мой нейлон вправду лучший, хоть всю улицу обойдите — другого такого не сыщете.

Глядя на эту улицу, задаешься вопросом: зачем люди ходят в зоопарк? Ведь наблюдать за поведением человека гораздо интереснее, чем за поведением животных. К тому же поведение людей гораздо труднее понять.

Возможно, самым занятным зрелищем из тех, какие можно наблюдать на этой улице, является торг еврея с матросом-индусом. Эти необычайно смуглые люди — ласкары — приходят со стороны доков всякий раз, когда там встает на якорь какой-нибудь торговый корабль. Лондонский Вест-Энд им не по карману. Они одеты в синие робы, а на головах носят чалмы. Время от времени появляется какой-нибудь франт в женском пальто. Толпа хохочет, а индус смотрит совершенно бесстрастно. В его взгляде есть что-то от тысячелетнего спокойствия и невозмутимости сфинкса. Шесть матросов-индусов окружили прилавок, за которым еврей продает старую обувь. Они толпятся у прилавка, как коровы у яслей. Они торгуются. Примеряют десятки пар. Еврей делает попытки от них избавиться, но они отказываются уходить.

— Семь шиллингов, — с безнадежностью в голосе говорит еврей.

— Один, — отвечает матрос.

— Семь шиллингов! — кричит еврей.

— Один, — ровно повторяет матрос.

Спор, кажется, может продолжаться целую вечность. После нескольких часов яростного торга коричневая от загара и худая, как у обезьяны, рука исчезает в кармане синей робы. Извлекает несколько шиллингов, завернутых в промасленную тряпицу. Явно испытывая душевные страдания, матрос отсчитывает четыре монеты и, словно желая попрощаться с ними, разглядывает обе стороны каждой. Затем передает монеты еврею. Толпа хохочет. Матрос обводит присутствующих взором, исполненным природного достоинства, свойственного, скорее, взгляду какого-нибудь животного, а не человека. Нагнувшись, он надевает новые туфли и уходит, не утруждая себя завязыванием шнурков. Еврей снимает шляпу и вытирает вспотевший лоб.

— Я вас умоляю…

Торговцы выходят на работу только раз в неделю — воскресным утром. Их заработок зависит от количества проданного товара.

— Посмотрите на меня! — кричит один из них. — Я спортсмен.

На нем спортивная майка и фланелевые брюки. Он с ужасающей силой бьет себя в грудь. Таким способом он сам себя заводит. Затем показывает бицепсы. Предлагает с кем-нибудь побороться. Зеваки с сомнением покачивают головами.

— Во мне есть сила! — вопит он. — Во мне тонны силы! — Он в очередной раз бьет себя в грудь. — Во мне есть жизненная энергия! Бодрость духа! Я настоящий мужчина! Посмотрите на мои мускулы! У меня сердце льва! Мои мышцы крепки как сталь! Мои почки как литые! У меня замечательная печень…

Он наносит ужасающие удары по тем частям своего тела, которые упоминает. Затем на глазах у изумленной публики, которая гадает, боксер это или акробат, торговец быстро извлекает на свет очень маленькую бутылочку и эффектным жестом поднимает ее над головой.

— Вот в чем секрет превосходного здоровья! — кричит он. — Это Жизнь! Кто вместе со мной выпьет стаканчик Жизни?

Вверх взметнулась дюжина рук. Маленький стаканчик пошел по рядам. Вот и продана очередная бутылка патентованного средства. Наглядный урок практической психологии!

Толпы людей часами бродят по улицам этого колоритного лондонского района. Здесь нет места скуке. Эти улицы переполнены жизненной энергией. Их покидаешь, изумляясь поразительной способности евреев преуспевать там, где другие умерли бы с голоду.

Я иду в лондонский Тауэр, осматриваю сокровищницу Короны и даю историческую справку о Тауэр-Грин. Вспоминаю о том, как погибли Анна Болейн, Екатерина Говард и леди Джейн Грей, а также о романтической трагедии леди Арабеллы Стюарт. Воскресным утром иду в Тауэр-Грин, чтобы присутствовать на церковной службе…

1

Немного найдется старинных зданий, которые располагают к себе одним своим видом, как лондонский Тауэр весенним утром или в разгар летнего дня. В такие дни трудно поверить, что эта крепость столетиями несла на себе тяжкое бремя человеческих страданий. Но стоит прийти туда в сырой или туманный день или же когда стемнеет, и у вас сложится совсем другое впечатление.

Пережиток прежних эпох, Тауэр выглядит настоящим динозавром среди прочих исторических зданий Лондона, неправдоподобным и невероятно старым. В условиях Англии этому реликту давно минувших дней каким-то образом удалось приспособиться к современной жизни. Его персонал носит ту же одежду, какую носили здесь пять столетий назад. С его огромными зубчатыми стенами по-прежнему связаны всевозможные воспоминания, традиции и легенды. Каждая эпоха по-своему меняла Лондон, но Тауэр не менялся. Никакие развалины не в состоянии произвести такого впечатления, как это много повидавшее здание, которое до сих пор зовется «Тауэром Его (Ее) Величества» и до сих пор, как и столетия назад, служит королевской сокровищницей. Как и прежде, в нем несет службу вооруженный гарнизон. Дважды в течение жизни одного поколения Тауэр вновь готовился стать тюрьмой и становился ею, вновь сулил смерть врагам монарха. Такова невероятно насыщенная событиями жизнь этого здания.

Всякий раз, когда я прихожу сюда, меня поражает несоответствие духа этого места и его истории. Ужасные темницы, немые свидетельницы средневековой жестокости и ненависти, — и квартиры семейных военнослужащих, в одной из которых женщина укачивает младенца, а на крыльце другой вылизывается на солнышке кошка… Казалось бы, это мрачное сооружение, стены которого видели столько боли и страданий, несовместимо с обыденными житейскими радостями, но даже в Тауэре жизнь идет своим чередом. Здесь рожают и воспитывают детей, готовят пищу и отходят ко сну.