Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

«Слушай, — выпалил он вдруг с облегчением, — поговори сам напрямую с Яковлевым, посмотрим, что он тебе на это скажет». Признаюсь, я ожидал чего угодно, только не такого поворота. Собираясь к Горбачеву, я заранее предполагал, что он будет увиливать, что ни на какое решение не отважится, а предложит, к примеру, подождать и посмотреть, что будет дальше, не поступят ли дополнительные сведения. Но чтобы все это «вывалить» самому Яковлеву!

Я попытался сопротивляться, отвечал, что такого в практике еще не было, мы же просто предупредим Яковлева, и на этом дело закончится, до истины так никогда и не докопаемся.

Горбачев слушал мои возражения рассеянно, и я понял, что решение он уже принял. Было совершенно очевидно, что в случае отказа поговорить с Яковлевым Горбачев предупредит его сам.

Я зашел к Болдину и подробно поведал ему о своей беседе с Горбачевым. После некоторого раздумья Валерий Иванович посоветовал мне не очень переживать, невесело подытожив при этом: «Горбачев по Яковлеву все равно ничего предпринимать не будет».

Мы условились с Болдиным устроить под благовидным предлогом встречу втроем, в ходе которой Валерий Иванович на короткое время оставит меня наедине с Яковлевым для разговора с глазу на глаз. Так и поступили. Как только мы оказались вдвоем, я сказал Яковлеву, что у меня есть одна неприятная информация, с содержанием которой я решил его ознакомить. Вкратце изложив Александру Николаевичу суть дела, я стал внимательно наблюдать за его реакцией.

Вид у Яковлева, надо сказать, был неважнецкий, он был явно растерян и ничего не мог выдавить из себя в ответ, только тяжело вздыхал.

Я тоже молчал. Так мы и просидели до возвращения Болдина, не проронив ни слова по существу. Я понял, что Яковлев просто не знает, что сказать в ответ, судя по всему, для него весь этот разговор явился полной неожиданностью. Значит, Горбачев, подумал я, решил не торопить события и не предупредил заранее своего протеже. В этой ситуации оставалось только ждать продолжения всей этой истории.

Разумеется, о состоявшемся разговоре и его особенностях я тут же доложил Горбачеву. В ответ — все то же гробовое молчание.

Прошел день, неделя, месяц, а Яковлев все никак не затевал разговора на эту тему ни со мной, ни, со слов Горбачева, с самим Президентом, хотя и общался с ним ежедневно. Тогда я спросил у Михаила Сергеевича, что делать, может быть, провести проверку? Но Горбачев «добро» на проверку сигнала так и не дал, посоветовав вместо этого поговорить с Яковлевым еще раз. Мне оставалось только подчиниться.

Я поехал в ЦК КПСС к Яковлеву с каким-то сравнительно небольшим вопросом и попутно поинтересовался у Александра Николаевича, не говорил ли он с кем-либо, в частности с Горбачевым, о нашей недавней беседе. «Вопрос серьезный, — заметил я, — мало ли что может быть». В ответ услышал лишь тихо произнесенное: «Нет».

Ну а что Президент СССР? Он опять промолчал, когда я докладывал ему о своем повторном разговоре с Яковлевым. На том дело и кончилось — молчал Горбачев, молчал Яковлев, а я еще надеялся, что Президент рано или поздно одумается и разрешит наконец предпринять необходимые меры…

Вскоре А. Яковлев ушел из аппарата ЦК партии и был назначен руководителем группы консультантов при Президенте. Правда, в созданный при Президенте СССР Совет безопасности, не знаю уж по какой причине, Яковлев не вошел (хотя после августа 1991 года стал его членом), но даже на своем новом посту он все равно был допущен ко всем государственным секретам. И отношения между Горбачевым и Яковлевым не претерпели никаких изменений, они по-прежнему отличались сердечностью и высокой степенью доверительности…

А «щекотливый» вопрос о возможном сотрудничестве Яковлева с американскими спецслужбами так и повис в воздухе, его больше никто — ни он, ни Горбачев — в беседах со мной никогда не затрагивал[399].

Это, повторяю, утверждения самого В. А. Крючкова. Теперь обратимся к тем же событиям, но только в изложении А. Н. Яковлева и других действующих лиц.

Итак, Владимир Александрович получил вожделенный пост начальника одной из самых могущественных секретных служб мира. И — судя по всему — начал втихую разрабатывать своего «друга» как иностранного агента.

Но при этом — вот что удивительно — продолжал оказывать ему знаки внимания и почтения.

Это, в частности, подтвердил в интервью со мной личный секретарь Яковлева, работавший с ним с 1985-го по 2002 год, Станислав Константинович Александров:

Крючков продолжал регулярно появляться у нас на Старой площади. Приносил Яковлеву видеокассеты со всякими американскими фильмами. Всегда, войдя в приемную, интересовался: «Как там наш дорогой Александр Николаевич? Настроение? Самочувствие?»

Это верно, что он даже предлагал Яковлеву «дружить домами». И за грибами они в сопровождении жен вместе ездили, и в баню ходили. Яковлеву однажды Горбачев позвонил (а Михаил Сергеевич зорко отслеживал всех своих соратников), говорит: «Знаю, что ты там опять с Крючковым уединился. Задумали что-то против меня?» Вроде бы в шутку было сказано, но звоночек прозвенел.

Почему эти обхаживания не прекратились, когда Крючков уже получил не без помощи Яковлева должность председателя КГБ? Видимо, теперь Владимир Александрович уже вел самую настоящую разработку «американского шпиона», пытался своим путем во что бы то ни стало раздобыть компрометирующие материалы на Яковлева.

Конечно, верить Крючкову нельзя. Он был нечист на руку. Очень конъюнктурен. Всегда — интриги, игра, расклады…[400]

Делая своего «друга» американским агентом, Крючков одним выстрелом убивал сразу нескольких зайцев.

Во-первых, он, не будучи, разумеется, никаким демократом, а оставаясь как раз замшелым большевиком, набирал очки в среде подобных. Амбиции у Крючкова, как вскоре выяснится, были большими, недаром именно он стал одним из главных заговорщиков в августе 1991-го.

Во-вторых, являясь кадровым чекистом, верным продолжателем традиций лубянского ведомства, Крючков свято верил, что если не все, то большинство бед его страны объясняются коварством внешнего врага. Всякое проявление инакомыслия расценивалось им как результат действий спецслужб противника. Яковлев с его нескрываемым либерализмом, его демократическими воззрениями, а теперь еще и с его симпатиями к рыночной экономике по всем статьям годился в «американские шпионы» и «предатели».

Принимал во внимание Крючков еще и то, что в ЦК, как, впрочем, и во всякой крупной структуре, существовали свои аппаратные игры, процветали интриганство и доносительство. Если и не знал точно, то догадывался о том, как ревниво относится Михаил Сергеевич Горбачев к популярности своего соратника, как внимательно отслеживает