Дублин - Эдвард Резерфорд

— Ты еще так молод… — Фицгиббон говорил вполне добродушным тоном. — Но сегодня все подвергнутся проверке. Сегодня придется выступить за то, во что ты веришь. Я рассчитываю на тебя.

Он коротко кивнул, давая понять, что разговор окончен, и Уильям ушел.

Когда он добрался до огромного зала, тот уже был набит битком. На возвышении в дальнем его конце стояли стол и два стула, как пара тронов. Они ждали Фицгиббона и его знакомого судью. Внизу, в зале, весь колледж устроился на скамьях в соответствии с рангом: впереди декан и его ближний круг, потом преподаватели, старшекурсники, студенты младших курсов и даже технический персонал. Уильям быстро пробрался на место. Наконец все собрались, и двери зала закрылись. Люди ждали. И вот с пугающей величественностью появились Фицгиббон с судьей и заняли свои троны. Мгновение-другое они просто сидели молча, а потом Фицгиббон встал.

Он говорил четко и ясно, как прокурор, излагающий свою позицию. Позвольте напомнить всем, подчеркнул он, что они находятся в привилегированном положении. Они будущие правители своей страны. Большинство важных постов в Ирландии занимают выпускники Тринити-колледжа. А вслед за привилегиями, продолжил он, идет и ответственность. А также — теперь в его голосе прозвучала нотка предостережения — они несут и риск. Учиться в Тринити означает встать на светлую дорогу. Быть изгнанным из университета означает гибель всех надежд на успешную карьеру. И кое-кто из присутствующих вот-вот получит этот страшный урок. Как сообщил Фицгиббон, у него есть надежные, неопровержимые сведения, что некоторые из сидящих перед ним заигрывают с государственными преступниками.

Когда Фицгиббон произносил эти слова, его обвиняющий взгляд скользил по залу, словно он видел тайны каждого сердца.

Так чего же он хочет от них? Да самой простой вещи в мире. Он попросит всех подойти по очереди.

— Некоторым из вас я задам какие-то вопросы и советую отвечать на них честно.

Что до остальных, он лишь попросит их произнести несложную клятву. Фицгиббон кивнул на судью, который поднял вверх Библию, а потом положил ее на стол. Они должны поклясться в верности короне и поклясться, что сообщат все о своих товарищах и знакомых, если их спросят. Тут все должно быть предельно открыто, заявил он. И ни один порядочный человек, они ведь с ним согласятся, не может ничего возразить против такой клятвы. И его взгляд снова изучающе обежал всех. Уильяму показалось, что глаза Фицгиббона на мгновение задержались на нем, он в ответ посмотрел на вице-канцлера и подумал, что видит перед собой два темных водоворота.

Началась объявленная процедура, и очень быстро стало ясно, к чему ведет Фицгиббон.

— Он хочет нас напугать, — прошептал сосед Уильяма.

Каждый из тех студентов, кого вызвал вице-канцлер, был известен связью с «Объединенными ирландцами», и каждого публично допрашивали.

Первый тихо ответил, что не состоит в этом обществе.

— Ну же, сэр, ну! — воскликнул Фицгиббон. — У меня есть доказательства! — И он подкрепил свое заявление. — Десятого февраля вас видели входящим в дом, который, как мы узнали от находившегося там человека, был местом встречи «Объединенных ирландцев»…

Убийственное доказательство было встречено молчанием.

— Готовы ли вы теперь, — продолжил вице-канцлер, — дать клятву изобличить ваши действия и тех, с кем связаны?

— Нет.

— Можете сесть на место, сэр.

Подобным образом спрашивали и других. А одна храбрая душа осмелилась даже бросить открытый вызов Фицгиббону.

— По какому праву проводится это следствие? — спросил студент.

— По моему собственному, сэр. Выше никого нет в этом колледже.

— И вы предлагаете мне предать друзей?

— Я предлагаю вам, сэр, не предавать вашу страну.

— Я отказываюсь признавать такое следствие, и я отказываюсь давать вам клятву.

— Тогда вы будете исключены, сэр.

Но если все это выглядело пугающим спектаклем, то один случай выглядел жалко.

Это был невысокий парнишка, меньше пяти футов ростом. Звали его Мур. Его мать была вдовой бедного лавочника, а значит, для ее сына колледж означал выход из мира нищеты. Большинство студентов, будучи людьми обеспеченными, частенько презирали подобных студентов, ведь тем приходилось выполнять разную черную работу в колледже, чтобы оплачивать обучение. Но многие испытывали легкое любопытство: неужели этот тихий юноша действительно состоит в обществе «Объединенные ирландцы»? Никто этого не знал.

Но Мура обвиняли в другом преступлении: он был католиком.

Пять лет назад его вообще бы не приняли в Тринити. Но британское правительство наконец вынудило дублинские власти пойти на некоторые уступки, и Фицгиббон, против собственной воли, позволил принять в Дублинский университет нескольких католиков.

Бедняжка Мур стоял перед высоким вице-канцлером и дрожал от страха. Кто стал бы винить его за это? А Фицгиббон, возвышаясь над ним, взял Библию, протянул ее вперед и приказал юноше дать клятву. Уильям не подумал бы о юноше плохо, если бы тот согласился. Это же ничего не значило. И в любом случае Фицгиббону нечего было вменить в вину Муру. Дай клятву и покончи с этим, мысленно просил Уильям. Но Мур покачал головой.

Нечто вроде улыбки появилось на лице Фицгиббона. Неужели ему было весело? Он сунул Библию в правую руку Мура, но тот отдернул руку и спрятал ее за спину. Фицгиббон рассматривал его, словно кот пойманную мышь. Он попытался сунуть Библию в левую руку Мура, но тот спрятал и эту руку за спину, как будто святая книга была заразной. Мур был беззащитен, но не собирался сдаваться.

Всех в зале, даже йоменов из внутренней гвардии, постепенно охватило чувство симпатии к отважному парнишке.

Фицгиббон продолжал рассматривать Мура, склонив голову набок. Теперь он прижал Библию к груди студента. Юноша попятился. Последовал новый толчок. Юноша сделал еще шаг назад. Еще и еще… Вице-канцлер и маленький католик двигались по помосту, вице-канцлер продолжал тыкать в него Библией, а тот отступал. Но наконец Мур оказался прижатым спиной к стене, и вице-канцлер готов был заставить его уступить. Кое-кто из йоменов посмеивался. Но Уильяму не было смешно. Он даже не боялся. Он испытывал лишь все растущее чувство отвращения.

— Садитесь на место, сэр. — Фицгиббон вернулся к столу и положил Библию, а потом произнес следующее имя: — Мистер Роберт Эммет! — (Тишина.) — Мистер Эммет! — (Тишина.) — Мистер Эммет здесь? — Фицгиббон вроде бы ничуть не удивился. — А у нас есть обширные доказательства его причастности к заговору.

Он замолчал и уставился на Библию. Похоже, ему пришла в голову некая мыль. До сих пор он имел дело только с непокорными студентами и, возможно, решил, что пора вызвать кого-нибудь из другой компании.

— Мистер Уильям Уолш! — Он посмотрел на Уильяма в упор. — Мистер Уолш.

Уильям медленно пошел к возвышению. Он чувствовал, что весь колледж смотрит на него, и догадывался, о чем все думают. Кое-кто из тех, кто знал Уильяма, мог гадать, не завлек ли его Эммет в команду бунтарей. Но куда большее количество полагало, что он, будучи сыном лорда Маунтуолша, должен быть близок к властям. И наверняка воображали, что все это подстроено заранее, что Фицгиббон вызвал его, чтобы кого-нибудь обвинить. Уильям не спешил, поскольку представления не имел, что собирается сейчас сказать.