Дублин - Эдвард Резерфорд

Молодой Уильям ушел, упав духом, а Патрик сел в кресло, закрыл глаза и улыбнулся.

Он подумал, что к тому времени, когда этот мальчик повзрослеет, Ирландия с Божьей помощью станет совсем другой. И молодой Уильям Уолш наверняка будет лидером, и одним из лучших. Патрик ощутил прилив фамильной гордости.

Женщине нелегко ненавидеть собственного сына. Однако Джорджиана его ненавидела и ничего не могла с этим поделать. Она винила сына в смерти его отца, ведь именно тот скандал, который Геркулес учинил в их доме, и стал, без сомнения, причиной апоплексического удара. И не было смысла говорить ей, что если не это, так что-нибудь другое могло убить ее мужа. Нет, она знала, ее добродушный муж много лет не испытывал таких огорчений и, живя спокойной и беззаботной жизнью, мог протянуть еще добрый десяток лет, а то и больше. На похоронах Геркулес держался с приличествующим случаю печальным видом, но Джорджиана не верила, что он на самом деле горюет, и день-два спустя в гневе воскликнула:

— Это ты убил его!

Но Геркулес резко ответил, что она несет чушь. Джорджиане не принесло утешения даже то, что весь светский Дублин согласился с ее мнением.

Но смысла погружаться в переживания не было, и ради сохранения фамильного достоинства Джорджиана старалась их скрыть. И никто, видевший ее рядом с Геркулесом на публике, не мог бы догадаться о ледяной и жгучей ненависти, скрытой в ее сердце.

К счастью, у Джорджианы были еще дочь Элиза, жившая неподалеку, Патрик, с которым она часто виделась, и внуки. И среди них, конечно, ее любимец молодой Уильям. И она с радостью навещала его в Тринити. Но хотя Уильям знал, что она его очень любит, Джорджиана старалась не слишком отягощать его своей привязанностью.

— Я не могу постоянно беспокоить молодого человека, — говорила она Элизе.

Смерть мужа принесла с собой и некий сюрприз. Джордж не только оставил Джорджиане солидную вдовью долю и право жить, сколько ей захочется, в обоих дублинских домах и поместье в Уэксфорде, но и распорядился, чтобы ей представили отчет по всем счетам и деловым операциям. И это стало открытием.

Потому что на свой незаметный лад первый лорд Маунтуолш проявил себя гениальным дельцом. И он с удивительной проницательностью распоряжался тем, что у него было.

Как и многие другие представители его класса, он в первую очередь уделял внимание земле, и два последних десятилетия были благосклонны к нему. Благодаря росту населения и зарубежному спросу цены на сельскохозяйственную продукцию Ирландии резко выросли, а ячмень в Уэксфорде рос отлично. Разумно вкладывая доходы и умно спекулируя на аренде, лорд Маунтуолш основательно увеличил семейные владения. Джорджиана обнаружила, что у них теперь на тысячи акров земли больше, чем она могла предположить.

Но еще более удивительным оказался интерес лорда к торговле. Хотя в Ирландии она была подвержена весьма печальным спадам, за десятилетия, прошедшие после их свадьбы, торговля в целом окрепла и выросла. И стало обычным для младших сыновей сквайров оседать в Дублине и заниматься комиссионной торговлей, поскольку это дело при малом риске давало небольшой доход на импорте и экспорте, и человек мог надеяться, что лет через двадцать-тридцать заработает достаточно, чтобы купить небольшое имение и вести свободную жизнь ирландского джентльмена. Но лорд Маунтуолш действовал иначе. Он вложил деньги в два торговых дома, один из которых экспортировал ткани в Британию в обмен на сахар, а другой посылал мясо на сахарные плантации в Америке — наилучшую говядину для самих плантаторов и практически отбросы для их рабов (потроха и обрезки торговцы называли французскими бифштексами).

И Джорджиана поняла: ее муж не только финансировал эти торговые дома, но и сам занимался повседневными делами. Он помог одной семье гугенотов организовать мануфактуру, и те изготовляли отличные ткани из смеси шерсти и шелка. Он перекупил нескольких английских стеклодувов, чье мастерство было не хуже лучших стекольщиков Уотерфорда, и, что куда более важно, он владел третьей частью одного процветающего банка, на который с уважением смотрел даже могущественный дублинский дом Ла-Туш.

Но больше всего Джорджиане понравилось, что Джордж вернулся к делу ее отца, став совладельцем большой льняной фабрики в Дублине. А поскольку ирландское полотно в последнее время продавалось все лучше — около тридцати пяти миллионов ярдов в год, — то доходы были огромными.

В общем и целом ее добрый муж оставил состояние в три раза больше того, что получил. Джорджиана, изучая его осторожные, хитрые, а порой блестящие действия, чувствовала, как внутри ее наполняется гордостью и восхищением душа ее отца. А вот Геркулес за всю жизнь не проявил и доли такого ума и таланта, как отец.

Смерть мужа изменила жизнь Джорджианы и еще в одном смысле. Раньше она не осознавала, как он ее защищал. Она проявляла живой интерес к тому, что происходило в мире вокруг, и муж всегда стоял рядом с ней, на ее стороне. Действия триумвирата, радикальные идеи Патрика и его друзей, грубые выходки Геркулеса могли волновать или тревожить, но рядом с Джорджианой всегда находился хладнокровный муж, и при его осторожной политической позиции она могла чувствовать себя в безопасности. Но теперь, похоже, события стали касаться ее напрямую, и Джорджиана испытала новое для нее чувство неуверенности. А события сами по себе уже поворачивали в неприятную сторону.

Джорджиана с ужасом услышала от Дойла о заключении под стражу и порке ее родственников Лоу в Ульстере. Джорджиана была достаточно осторожна, чтобы никогда не расспрашивать Патрика о его политической деятельности. Она могла догадываться, но не желала знать. Но он дал ей понять, что всерьез ожидает нового появления французов. И что это могло означать для всех них? Джорджиана не знала.

В то лето она без сожаления уехала в Уэксфорд. И тихо жила там. Патрик приезжал к ней на несколько дней. Он гордился созданной им библиотекой и предложил еще кое-что к ней добавить. Джорджиана наслаждалась его обществом и сожалела, когда он уехал. Молодой Уильям с братом также заезжали к ней, но ненадолго. И тем не менее Джорджиана не чувствовала себя одинокой. Она сдружилась со многими своими соседями. Неподалеку от дома она разбила небольшой сад, огороженный стеной, для выращивания фруктов и душистых трав. И обрела мир.

Возвращаясь в начале осени в Дублин, Джорджиана не чувствовала себя счастливой. Начиналась обычная светская жизнь — и ничего не могло быть интереснее. Однако приемы не доставляли Джорджиане такого удовольствия, как тогда, когда она посещала их с мужем, а политическое напряжение, висевшее в воздухе, лишило Дублин его обычного очарования. В начале ноября Джорджиана потихоньку покинула столицу и вернулась на зиму в Маунт-Уолш.

Но в этот холодный сезон даже чудесный Уэксфорд как будто изменился, словно ирландские проблемы, как холодный ветер, обнажили зеленые поля и рощи и породили другой пейзаж, унылый и суровый.

К удивлению Джорджианы, ее жизнь в Уэксфорде позволила ей куда лучше понять те политические бури, которым она была свидетелем в столице. Еще летом она кое-что заметила. Вроде бы все вполне обычное: в доме появилось место для новой горничной. Как обычно, экономка отобрала двух или трех девушек, а уже сама Джорджиана должна была определить, какая из них подходит ей больше. Однако экономка мимоходом заметила, что могла остановиться на любой из тех пятидесяти, что пришли, а когда Джорджиана выразила удивление, экономка пояснила: