Инквизитор. Утверждение правды - Надежда Попова

– А теперь – увы, мне придется во многом говорить открыто, ибо часть сказанного так или иначе вскоре станет ведомой не только участникам произошедших событий. На наследника престола, – обращаясь к сослуживцам, пояснил он коротко, – было совершено покушение. Принц жив, однако стало известно, что в деле был замешан некто из приближенных Его Величества, кто-то, кто знал о том, когда и как долго наследник будет там, где он есть сейчас. Большего пока не могу сказать, уж простите. И чтобы не топтаться на месте, сразу спрошу о делах на месте. По пути сюда я узнал о событиях, произошедших подле Праги и в ней самой в эти ночи. Это не слухи, не бред, все и в самом деле настолько плохо?

– Все, что вы слышали, Гессе, к сожалению, истина, – недовольно подтвердил Буркхард.

Изложение событий последних дней и ночей Курт слушал молча, хмурясь все больше с каждым словом, исподволь переглядываясь с помощником и косясь на мрачное, растерянное лицо Императора, погрузившегося в повторное прочтение отчета своего охранителя. Наверняка он почти и не слышал сейчас того, что говорилось с ним рядом…

– Вы сказали о предателе среди приближенных императорской особы, Гессе, – заметил Буркхард, – и это крайне любопытно в связи с тем, что стало сейчас известно нам… Ваше Величество, – окликнул сослуживец, и Император вскинув голову, оторвавшись от чтения.

– Слишком много всего в единую минуту, – проговорил он с усилием. – Не знаю, кого первым мне слушать и кого из вас первым вопрошать.

– Самое главное вам уже известно, Ваше Величество, – как можно мягче заметил Курт. – Ваш сын жив и в добром здравии, опасность на месте устранена. Теперь время заняться вашими бедами, вашими подданными. Выслушайте майстера Буркхарда.

Император помедлил, сжимая в кулаке полученное им послание и глядя под ноги, то ли смиряясь с высказанной мыслью, то ли ища возражения, и наконец медленно кивнул:

– Говорите. Я слушаю.

– Да, Ваше Величество, – кивнул Буркхард. – как я и сказал, весть, принесенная майстером Гессе, любопытна, а теперь и особенно – в связи с тем, что довелось узнать нам. Один из тех, кто участвовал в обряде, при подготовке его отошел в сторону от прочих, переговариваясь со своим помощником. Или с тем, кого свидетель счел помощником; в любом случае – с сообщником. Часть разговора, которую свидетелю удалось расслыщать, звучала примерно так. Был вопрос: «Уверен, что это подействует?» – и ответ: «Сомнения посеет, это главное. В прочем – дело за дворовым щенком». Понимаете, что это означает, Ваше Величество?

Император не ответил, напряженно глядя в лицо инквизитору, и тот тоже хранил молчание; наконец, вздохнув, Франц Блок негромко пояснил:

– Поначалу мы даже не предполагали, как это можно трактовать и о ком шла речь, но в свете принесенной майстером Гессе новости… Слышно было плохо, и сказано было явно нечто иное, а именно – «дело за придворным щенком»[112]. Это кажется логичным. Речь явно шла о ком-то из ваших приближенных, могущих оказать на вас влияние. Обряд, который якобы отпугнул Дикую Охоту, должен был показать наше и ваше бессилие и при этом – мощь иных сил. Участники ночного действа должны были разнести эту информацию в среде горожан, а кто-то в вашем ближнем окружении внушить эту мысль вам самому; то ли ради того, чтобы отвратить вас от Церкви и Господа, то ли дабы подорвать ваш дух. И если взять во внимание, что он же, положим, замешан в покушении на Его Высочество – у него это могло получиться, дойди до вас в разгар всех этих событий извещение о гибели вашего сына. Вспомните, Ваше Величество, с кем вам доводилось вести разговоры на подобные темы после ночного происшествия?

– «Щенок», – уточнил Буркхард. – Вряд ли этим словом поименовали бы человека старше самого говорящего, а ему, по словам свидетеля, было около сорока. Подумайте, прошу вас. Это может оказаться не просто ниточкой, а крепкой струной, за которую мы сможем выдернуть на свет предателя в вашем окружении. Что вы можете сказать о двух юношах, приближенных Его Высочества? Они показались нам довольно навязчивыми и слишком усердно любопытствовали ходом дела. Может ли это быть кто-то из них?

– Господь с вами, – с трудом разомкнул, наконец, губы Император. – Эти двое лишь пытались выслужиться и показаться умней, чем они есть. Я держу их при себе, а точней – при сыне, лишь за нрав и преданность. Никто из них никогда бы не сумел лицедействовать столь правдиво. Они – агенты? Это смешно…

– Что? – уточнил Курт, когда престолодержец внезапно запнулся, еще больше побелев, однако на сей раз в глазах вместо испуга медленно, но неотвратимо леденела злость. – Кто-то пришел вам в голову. Кто? Вспоминайте из тех, кто знал, куда отправляется ваш сын, кто не старше сорока и кто сегодня давил на вас, подталкивая признать тщетность ваших усилий. Пусть неявно, но…

– Рупрехт фон Люфтенхаймер, – тихо произнес Император, переведя неспешный взгляд с одного собеседника на другого. – Он знал, ему двадцать шесть, он мое доверенное лицо, он отвечал за безопасность на турнире, он проводил расследование происшествия наряду с вами… и он сегодня пытался завести беседу о действенности этого богомерзкого обряда…

– Все к одному, – кивнул Блок, переглянувшись с сослуживцем, и Буркхард, помедлив, уточнил:

– А та женщина? Простите, Ваше Величество, если я влезаю в вашу личную жизнь, однако вы должны понять: дело требует. Госпожа фон Рихтхофен, которая неизменно увивалась то подле вас, то подле вашего приближенного, совала нос в наше следствие, – она не может быть к этому причастна? Ведь она покинула место трагедии за какие-то мгновения до взрыва, не могла ли она знать о готовящемся?

– Госпожа фон Рихтхофен здесь? – спросил Курт, сам удивившись тому, до чего равнодушно прозвучал вопрос. – Какими судьбами?

– Она получила приглашение на турнир, – нетерпеливо пояснил Император. – И нет, она не может быть замешана. К слову, это именно госпожа фон Рихтхофен, напротив, поддерживала меня все эти дни, пыталась не позволить мне впасть в уныние, говорила, что ни в коем случае нельзя верить в пущенные слухи. Согласен, она не слишком благочестива в поведении, довольно много мнит о себе и излишне назойлива, но последнее, в чем ее можно заподозрить, так это в предательстве…

– В чем дело, Ваше Величество? – мягко осведомился Бруно, когда король внезапно запнулся, нахмурившись.

– Она была здесь несколько минут назад…

– Да, мы с нею столкнулись в ваших покоях, – кивнул Буркхард, – и что же?

– Когда при ней я упомянул о том, что Рупрехт в эти дни покидал замок и бывал на улицах Праги, она, кажется, расстроилась или даже разозлилась… После чего довольно скоро распрощалась и ушла. Не заподозрила ли госпожа фон Рихтхофен его в предательстве прежде нас с вами? И не решила ли попытаться раскрыть его?

– Если вы правы, Ваше Величество, – недовольно покривился Буркхард, – то повторю уже мною сказанное: даже для женщины это совершенно неприличная тяга совать повсюду нос. Когда-нибудь она за это поплатится.