Молот Люцифера - Ларри Нивен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И прежде чем Харви успел открыть рот, Эл покинул библиотеку.
Рэндолл уставился на пустой стакан. Наконец поднялся, швырнул стакан на ковер.
– Черт! – выругался он. – Да провались оно все!
Когда совещание закончилось, Морин вышла из дома.
Повсюду висел легкий туман, и она даже не обратила на него внимания. Дымка эта никому не мешала, никого не беспокоила. Видимость была хорошей на несколько миль, и Морин различала снег, покрывающий вершины Высокой Сьерры и ее склоны. Сугробы лежали на южной части Коровьей горы, а ведь ее высота не достигала и пяти тысяч футов.
Скоро снег выпадет и в долине.
Молодая женщина поежилась на холодном ветру, но не испытывала искушения вернуться в дом и надеть что-нибудь потеплее. Тогда бы она столкнулась с Харви и была бы вынуждена вновь отводить взгляд.
Ей не хотелось никого видеть, однако она приветливо улыбнулась Элис Кокс – та до сих пор не слезла со своей лошади.
Потом Морин не столько услышала, сколько почувствовала, как кто-то подошел и встал у нее за спиной. Она напряглась и медленно обернулась.
– Холодно, – сказал преподобный Варли. – Вам бы следовало надеть куртку.
– Ничего страшного! – И она опять посмотрела на склоны Сьерры.
Где-то там сейчас живет сын Харви. Те, кто побывал у скаутов, рассказывали, что ребята неплохо устроились.
Она снова повернулась к Варли.
– Вам можно доверять, – произнесла Морин.
– Надеюсь, что так, – улыбнулся он. – Моя миссия – выслушивать людей, рассказывающих о своих бедах.
– А я думала, ваше главное дело – молиться, – цинично парировала она, не понимая, отчего ей хочется уязвить священника.
– Я продолжаю взывать к Господу, но молитву нельзя назвать делом.
– Нельзя.
Он прав. Том Варли справлялся со своими обязанностями. Он мог бы претендовать на гораздо большую долю, чем та, которую брал со своих прихожан. Многие жители долины отдавали ему часть своих продуктовых пайков, и он распределял приношения, правда, никому не говорил – каким образом. Джордж подозревал, что он подкармливает чужаков. Кристофер побаивался преподобного. В примитивных обществах священники и колдуны внушают страх…
– Хотелось бы мне, чтобы тот День действительно стал днем Страшного суда, – не подумав, ляпнула Морин.
– Почему?
– Ну… тогда это хоть что-нибудь бы означало. А сейчас в этом нет смысла. И не говорите мне о воле Божьей и Его неисповедимых путях.
– Не буду вас утруждать своей болтовней. Но вы сами верите в то, что сказали?
– Да. Я пыталась. Не получается. Я не могу верить в Бога, который сотворил такое! Ни в чем нет никакой цели! – воскликнула Морин. – Скоро зима. И мы переживем ее – некоторые. А потом еще одну зиму. И еще. Зачем вообще о чем-то беспокоиться?
Она не могла смотреть на Варли, но заметила, что его выразительные – прямо-таки «собачьи» – глаза полны сочувствия и понимания. Наверное, она напрашивалась на жалость, хотя в данный момент это оказалось просто невыносимо.
Она спустилась с крыльца и бросилась прочь.
Варли направился следом за ней.
– Морин!
Она продолжала идти к подъездной аллее. Он догнал ее и зашагал рядом.
– Прошу вас.
– Что? – огрызнулась она. – Что вы можете сказать? Все это правда.
– Большинство из нас жаждет выжить, – промолвил он.
– Да. Интересно, зачем?
– Вы знаете ответ. Вы тоже хотите жить.
– Но иначе.
– Все не так уж и плохо…
– Послушайте. Я думала, я нашла цель… Жизнь состоит из работы. Я даже могла поверить в такой вот постулат. Но теперь у меня ничего нет. Я совершенно бесполезна.
– Неправда.
– Правда. Но и раньше я тоже… существовала. Иногда мне удавалось почувствовать себя счастливой, быть частью чужой жизни. Порой я могла обманывать себя, хотя ничего хорошего мне это не приносило. Я плыла по течению, не видела ни в чем особенного смысла, и мне было наплевать… Но появился Молот и отнял у меня эти жалкие крохи. Он все унес.
– Но вы нужны Твердыне, – возразил Варли. – От вас многие зависят, люди в вас нуждаются.
Она рассмеялась.
– Зачем? Эл Харди и Эйлин трудятся не покладая рук. Папа принимает решения. А Морин? – Она фыркнула – Она делает окружающих несчастными, у нее бывают приступы черной меланхолии, которую она распространяет как заразу. Она ужом вьется, чтобы повидаться с любовником, после чего уничтожает бедного сукина сына, отказываясь разговаривать с ним на людях. А почему? Она боится этим погубить его, но ей не хватает духу перестать с ним трахаться. Ну? Это ведь хуже, чем быть просто бесполезной?
Осуждающей реакции на ее гневную речь не последовало. Морин стало стыдно – за себя и за то, что она пыталась… Что пыталась? Неважно.
– Значит, вам кто-то дорог, – произнес преподобный. – Ваш любовник. Он – тот, с кем вы хотели бы жить вместе.
Она горько улыбнулась.
– Вы что, не понимаете? Я теряюсь в догадках! И боюсь узнать. Я хочу любить и быть любимой, но не думаю, что я это умею. Я боюсь, что все уже позади. А выяснить ничего я не могу, ведь я – наследница престола! Вероятно, мне надо выйти замуж за Джорджа и смириться.
На сей раз реакция последовала. Варли удивился:
– Ваш любовник – мистер Кристофер?
– Господи, нет! Джордж первый убил бы его.
– Сомневаюсь. Он очень приличный человек.
– Не уверена. Кстати, вот тогда я бы смогла во всем разобраться. Понять, способна ли я вообще испытывать чувства. Как бы узнать, не забрал ли Молот и это тоже? Извините. Зря я с вами разоткровенничалась. Вы ничем не можете помочь.
– Я могу слушать. И сказать вам, что вижу цель в жизни. Нашу огромную Вселенную создали совсем не случайно, Морин.
– А Молот – случайно?
– Нет.
– Тогда зачем?
Варли покачал головой.
– Возможно, для того чтобы встряхнуть некую вашингтонскую светскую львицу – чтобы она проанализировала собственную жизнь. Быть может, только ради этого. Из-за вас.
– Что за безумие, преподобный!
– Я верю, что Молот появился неспроста, но причина каждому из нас видится по-своему.
– Давайте-ка вернемся обратно. Я замерзла.
Морин повернулась и быстро пошла к особняку.
«Сегодня ночью я буду с Харви, – подумала она. – И я скажу ему все. Я должна. Мне больше не выдержать».
В годы грядущего Средневековья люди будут страдать от лишений, и в основном им придется тяжко трудиться ради удовлетворения основных потребностей. Некоторые (очень немногие) окажутся в привилегированном положении. Они не будут возделывать почву или строить укрепления, а станут заниматься интригами и заговорами – более грязными и жестокими, чем все те, что нам известны сегодня, – а целью их станет сохранение их личных привилегий…