От Ленина до Путина. Россия на ближнем и среднем Востоке - Алексей Васильев

Революции и протестные движения в арабском мире воздействовали на мировые энергетические рынки, временно выросли цены на нефть. Правда, наиболее важное значение имела ситуация в Саудовской Аравии и Иране – этих самых крупных экспортеров углеводородов, – а там сохранялась стабильность. Но арабские волнения произошли как раз в момент завершения «сланцевой революции», когда добыча нефти и газа из сланцев и битуминозных песков в США и Канаде обрушила цены на углеводороды, а США стали независимы от их импорта с Ближнего Востока.

Выработка стратегии по отношению к революционным событиям в регионе стояла на повестке дня внешней политики России, США и других стран НАТО, а также Китая. Существенным образом могли измениться геостратегическое положение Израиля и процесс арабо-израильского урегулирования.

Передадим слово человеку, который долгие годы держал руку на пульсе отношений России с арабскими странами и Израилем – заместителю министра иностранных дел РФ Михаилу Леонидовичу Богданову539.

Автор. Как вырабатывался наш подход к «арабской весне»?

М.Л. Богданов. Конечно, мы внимательно отслеживали то, что происходило в арабских странах. Что касается российского подхода, то однозначного ответа на этот вопрос нет, потому что ситуация была очень сложная. Наша официальная позиция заключалась в том, что мы не вмешиваемся во внутренние дела суверенных государств. Мы не давали оценок руководству и оппозиции, потому что исходили из того, что накапливались социально-экономические и политические проблемы, а многие руководители засиделись на своих постах, в креслах президентов. Происходило накопление взрывоопасного материала. Некоторые представители левых сил говорили, что надо лучше изучать труды Маркса и Ленина, где есть четкое определение революционной ситуации: когда «верхи» не могут, а «низы» не хотят, накапливается взрывоопасный материал, и в какой-то момент происходят революционные выступления, взрыв социальный, и он приводит к изменению социального строя. В данном случае социальный строй не изменился. Я имею в виду, что в основном эти события происходили в республиках. Некоторые говорили: вот видите – монархии удержались, а республики стали разваливаться. Хотя, если немножко отойти по времени назад, то и в Египте несколько десятилетий назад был монархический режим, и в Ливии, и в Ираке, а потом появились республики. Так что все это относительно, надо смотреть в ретроспективе и в перспективе.

Но хочу еще раз подчеркнуть, что наш официальный подход был такой: мы принципиально не вмешиваемся во внутренние дела. Мы все время говорили, что сами народы должны решать свою судьбу, а мы понимаем чаяния арабских народов на лучшее будущее, на большую демократию, на большие свободы. Во многих странах, конечно, «демократия» была относительная, а режимы опирались на спецслужбы и на силовые структуры. Наша позиция заключалась в том, что все это – дело самих народов, а мы не вмешиваемся.

Автор. У нас был какой-то диалог с арабами по поводу этих событий?

М.Л. Богданов. Мы все время предостерегали арабов, что очень опасно выпускать эти процессы за рамки конституционных механизмов. Мы всегда выступали за то, чтобы соблюдались действующие конституции, а народ давал бы оценку, ту или иную, правящим кругам через выборы. Когда собирается много людей на площади Ат-Тахрир, допустим, или где-то на улицах тунисских городов, или в Сирии, а нам говорят, что это – глас народа, появляются сомнения, потому что демонстрации на площадях отдельных городов – это еще не выражение чаяний всего народа. Мало того, мы всегда исходили из того и говорили об этом нашим арабским и западным партнерам, что вопрос в принципе должен стоять не о свержениях устоявшихся режимов. Главный вопрос, каким будет режим следующий. Он может быть хуже или лучше, поэтому нужно просчитывать ситуацию вперед.

Посмотрим, например, на революцию 1978 года в Иране. Там засиделся у власти шах, его режим сгнил, он вызывал критику и даже отторжение у очень многих общественно-политических сил. И либералы, и исламисты, и левые – все были недовольны режимом. Антишахские настроения объединили всех. А в процессе революционном сразу началась борьба за власть на основе абсолютно разных, диаметрально противоположных, исключающих друг друга социально-экономических программ. После бегства шаха началась настоящая революция, проба сил в новых условиях. И в Египте, и в Тунисе предыдущий режим ушел, и началась борьба за власть между исламистами, либералами, левыми, правыми. Особая роль принадлежит армии. Может ли она стабилизировать обстановку? Захочет ли она стабилизировать обстановку или отойдет в сторону? Это очень важный момент.

Автор. Конечно, была специфика от страны к стране. Но проблема-то шире.

М.Л. Богданов. Естественно. Если народ выходит на улицы, конечно, надо прислушиваться к настроениям в народе. На то она и оппозиция, чтобы власти получили сигнал: идет что-то не так, что-то надо исправить. Тогда возникает вопрос: а зачем конституция? Зачем проводить какие-то выборы и ждать четыре-пять лет, когда в любой момент демонстранты выходят на улицы и говорят: «Народ хочет падения режима!» Я не говорю о воздействии на «народ» своих и прочих «свободных» СМИ. Это по сути одна и та же формула «цветных революций».

Революции охватили страны региона не потому, что там была самая страшная бедность в мире. Глинобитные трущобы Каира утыканы телевизионными антеннами. В домах есть электричество и нередко вода, а дети почти все ходят в школу. Ситуация в Тунисе была еще лучше, а о Ливии и говорить не приходится. Даже в Йемене ситуация не была катастрофической.

Не потому, что они были голодными. В среднем даже египтянин получал калорий выше общепринятой нормы благодаря субсидированным ценам на лепешки, растительное масло, сахар, хотя, конечно, без европейской доли в диете мяса, овощей, фруктов, молока.

За последние двадцать – тридцать лет резко возросла средняя продолжительность жизни во всех арабских странах, что говорило о существенном улучшении положения масс и медицинского обслуживания.

Не потому, что здесь был экономический застой. Наоборот, средние темпы прироста ВВП в Египте в нашем веке – 5–7 % в год (около 4 % даже в кризисный 2009 год) – были выше среднемировых, хотя и ниже китайских или индийских. Достигнутый уровень – примерно 6 тыс. долларов на душу населения в год (по ППС) – выглядел неплохо540.

Не потому, что в арабских странах были самые деспотичные и репрессивные режимы на земле. Были и есть режимы много хуже и страшнее. В Египте, Тунисе все же существовала оппозиционная пресса, была развита система адвокатуры. Хотя были и произвольные аресты, и пытки в тюрьмах и концлагерях.

(По общепринятым стандартам, ливийский режим был более репрессивный. Это – одна сторона дела. Но, с другой стороны, он уделял больше внимания решению социальных проблем.)

Не потому, что Египет, Тунис, Ливия, другие страны стали чемпионами по коррупции. В этих странах традиционно была чудовищная коррупция. Но в списке самых коррумпированных стран они находились где-то в середине. Хотя оговоримся, что общепризнанных критериев определения уровня коррупции не существует.