Заветы Ильича. Сим победиши - Владлен Логинов

Между тем, и в пропущенные в «Дневнике» дни Ленин продолжал работать. Записи медиков позволяют установить, что 18, 19, 20, 27 февраля и 2 марта днем или вечером он беседовал с Фотиевой, много читал. 22 февраля и 2 марта закончил диктовку Володичевой статьи «Лучше меньше, да лучше».

А уже 3 марта он получает от Марии Ильиничны корректуру этой статьи из «Правды» и, наконец-то, докладную записку и заключение Фотиевой, Гляссер и Горбунова о материалах комиссии Политбюро ЦК по «грузинскому вопросу». И Ленин прямо говорит Фотиевой, что и свое письмо об «автономиза-ции» он намерен опубликовать как статью, но сделает это несколько позже, т. е. накануне съезда1.

Видимо, где-то в эти дни у Владимира Ильича состоялся примечательный разговор с сестрой. «Раз утром, — пишет Мария Ильинична, — Сталин вызвал меня в кабинет В.И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид: “Я сегодня всю ночь не спал, — сказал он мне. За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь”. Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.

Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. “А”, — возразил В.И. “И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя”. Ильич усмехнулся и промолчал. “Что же, — спросила я, — передать ему и от тебя привет?” “Передай”, — ответил Ильич довольно холодно. “Но, Володя, — продолжала я, — он все же умный, Сталин”. “Совсем он не умный”, — ответил Ильич решительно и поморщившись»1077 1078.

Эта реплика требует комментариев, как, впрочем, часто требуют пояснений слова, сказанные в доверительной беседе между близкими людьми.

Известнейший и умнейший наш философ Эвальд Ильенков, выросший в старобольшевистском окружении, как-то задал мне вопрос. Он слышал от стариков о том, что, характеризуя какого-то деятеля, слывшего умником и эрудитом, Ленин якобы сказал: «Умный-то он умный, только вот ум у него глупый». Похоже ли это на правду? Я ответил, что в текстах такой фразы не встречал, но по смыслу слова эти вполне могли принадлежать Ильичу.

Дело в том, что для Ленина такие, казалось бы, простые понятия, как «умный» или «глупый» не были столь однозначными. Однажды в разговоре с молодым большевиком Иваном Поповым Владимир Ильич употребил фразу Фердинанда Лас-саля — «физическая сила ума».

И на недоуменный вопрос Ивана Федоровича пояснил смысл этих слов на примере Плеханова, с которым был в это время в контрах. «Вы только взгляните на него, — сказал Владимир Ильич, — и увидите, что это сильнейший ум, который все одолевает, все сразу взвешивает, во все проникает, ничего не спрячешь от него. И чувствуешь, что это так же объективно существует, как и физическая сила»1.

Но одной «физической силы ума» для Ленина было недостаточно. Важно было и то, какой «продукт» выдает этот ум. В 1921 году на X конференции РКП(б) Ленин привел пример: оценивая политическую ситуацию в России, Милюков дал ей более верную оценку, нежели Мартов и Чернов. Это доказывает, отмечает Владимир Ильич, что «он умнее Мартова и Чернова… хотя бы лично он и не был так умен, как Чернов и Мартов»1079 1080.

Аналогичный пример Ленин привел в ноябре 1922 года на IV конгрессе Коминтерна. То, что политику «просвещенных» великих держав формируют люди умные и образованные, в этом он нисколько не сомневался. Не сомневался и в том, что, к примеру, Версальский мир консультировали с ученейшими мужами, интеллектуальной элитой Европы.

И что же получилось? То же, что и с расчетами на интервенционистские планы против Советской России, которые опять-таки сочинялись людьми совсем не глупыми. Эгоистические интересы Антанты, помноженные на эйфорию победы в войне, заслонили вполне очевидную историческую перспективу. «Они оценивали ее, — заметил Ленин, — с точки зрения того, что лежит у них под носом…»1081

Вот и получилась у ученейших людей, явно обладавших «физической силой ума», полная бессмыслица. Получилась та самая пигасовская «дважды два — стеариновая свечка», — о которой вспомнил на конгрессе Коминтерна Владимир Ильич. «Это было фиаско, — сказал он, — которое, по-моему, трудно даже понять с точки зрения человеческого рассудка»1082.

Так и в «грузинском вопросе». Ленин был глубоко убежден, что позиция «автономистов», занятая Сталиным, чревата самыми серьезными негативными последствиями, которые ум Сталина, видимо, никак не ухватывает.

Вернемся, однако, к рассказу Марии Ильиничны Ульяновой. Итак: «“Совсем он не умный”, — ответил Ильич решительно и поморщившись… Слова его о том, что Сталин “вовсе не умен”, были сказаны В.И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем — определенное и сложившееся, которое он передал мне».

«Продолжать разговор я не стала, а через несколько дней В.И. узнал, что о том, что Сталин грубо обошелся с Н.К., знают и Каменев и Зиновьев, и с утра, очень расстроенный, попросил вызвать к себе стенографистку, спросив предварительно, уехала ли уже Н.К в Наркомпрос, на что ему ответили положительно. Пришла Володичева и В.И. продиктовал ей следующее письмо к Сталину…»1

У некоторых исследователей письмо это вызывало некоторое недоумение. Им казалось, что появилось оно слишком спонтанно и по поводу более чем двухмесячной давности. Ну, а ВА. Сахаров, как уже указывалось, вообще считает его подделкой. Между тем, достаточно проследить последовательность событий этих дней, чтобы причина стала очевидной.

3 марта Владимир Ильич получает от Фотиевой заключение о материалах по «грузинскому вопросу». 4 марта читает и, совершенно очевидно, что изучение этих документов удовольствия ему не доставило. Врач прямо записал, что оно «его чрезвычайно расстроило. Он стал вспоминать свою первую болезнь. По-видимому, более медленная теперь поправка его беспрестанно волнует и озабочивает». Ему действительно стало гораздо хуже, и он, вероятно, даже стал сомневаться в том, сможет ли сам довести дело до конца1083 1084.