Воины Карфагена. Первая полная энциклопедия Пунических войн - Евгений Родионов

На следующий день карфагеняне починили и усилили оборонительное сооружение на насыпи, но римляне, восстановив осадные машины, вскоре сделали напротив него вал, с которого зажигательными снарядами сильно повредили укрепление пунийцев, а потом и вообще очистили его от врагов. На отвоеванной насыпи римляне построили кирпичную стену не ниже городской стены, и размещенные на ней четыре тысячи солдат подвергали карфагенян непрерывному обстрелу, благо до врага было близко (Аппиан, Ливия, 124–125). Более за все лето 147 г. до н. э. активных действий у города не предпринималось.

В начале зимы 147 г. до н. э. Сципион решил, наконец, покончить со всеми союзниками карфагенян, рассеянными по Ливии, и захватить остальные города. Основные силы были направлены против памятного римлянам двумя позорными отступлениями Нефериса, обороной которого теперь руководил Диоген. Его лагерь неподалеку от города и подвергся непрерывным атакам, которые Сципион поручил Гулуссе. Сам римский военачальник в течение некоторого времени ездил между Неферисом и Карфагеном, следя за обстановкой, а когда часть стены лагеря Диогена была разрушена, Эмилиан уже лично возглавил операцию. Поставив в засаду тысячу отборных бойцов, он бросил в пролом стены несколько отрядов общим числом в три тысячи человек, а когда бой был в разгаре, ввел в действие и засадный отряд, который проник в лагерь со стороны, которую никто не охранял. Разгром карфагенян был полным: по словам Аппиана, они потеряли до семидесяти тысяч убитыми, десяти тысяч пленными, и около четырех тысяч было рассеяно (Аппиан, Ливия, 126). Вскоре после этого в результате двадцатидвухдневной осады был взят Неферис, а затем сдались либо были захвачены и остальные ливийские города (Ливий, Содержание, 51). Карфаген лишился даже теоретической возможности получить помощь со стороны.

Скорее всего, именно в это время Гасдрубал предпринял попытку договориться со Сципионом о капитуляции города на приемлемых условиях. Ему каким-то образом удалось лично встретиться с Гулуссой, которого он и попросил передать свои предложения самому римскому военачальнику. Гасдрубал был согласен на любые требования римлян при условии пощады города. Но римляне не для того сражались два года, чтобы согласиться на условия, которые они не приняли еще до войны, о чем Гулусса и сказал Гасдрубалу. Тем не менее, надеясь на помощь союзников, Гасдрубал настоял на том, чтобы его предложения передали Эмилиану, который, в свою очередь, тоже не воспринял их всерьез. И все-таки осаду надо было так или иначе заканчивать, потому что близились очередные консульские выборы и Сципион рисковал отдать всю славу за победу над Карфагеном своему преемнику. Со своей стороны он через Гулуссу предложил Гасдрубалу гарантии жизни ему самому с женой, детьми и десятью родственными или дружественными семействами и возможность взять с собой десять талантов серебра или всех слуг. Но пуниец, «призвав богов и судьбу в свидетели, объявил, что никогда не наступит тот день, когда бы Гасдрубал глядел на солнечный свет и вместе на пламя, пожирающее родной город, что для людей благомыслящих родной город в пламени – достойная могила» (Полибий, XXXVIII, 2, 8). Гасдрубал тогда еще не знал, что помощи от иноземных союзников ждать нечего, а остальные ливийские города подчинены римлянами.

Весной 146 г. до н. э. осада Карфагена вступила в решающую фазу. Римляне начали штурм Бирсы и гавани Котон. Чтобы как-либо этому помешать, Гасдрубал приказал сжечь ночью четырехугольную часть Котона, а на следующий день круглая его часть была внезапно захвачена римлянами во главе с Гаем Лелием Сапиенсом. До вечера Сципион занял расположенную поблизости площадь, а утром в качестве подкрепления ему были присланы четыре тысячи солдат. Они, правда, в первую очередь принялись грабить храм Решефа (бог огня, войны и бури, греки называли его Аполлоном) и, пока не поделили золото весом в тысячу талантов, которым была покрыта статуя бога и его ниша, не подчинялись никаким приказам своих командиров (Аппиан, Ливия, 127).

От захваченной римлянами площади к Бирсе вели три улицы, вдоль которых Сципион и направил планомерную атаку. Здесь, под стенами и на крышах огромных шестиэтажных домов, которыми был застроен этот район города, разыгралось последнее отчаянное сражение. Истощенные голодом, потерявшие последнюю надежду горожане, многие из которых до войны никогда не имели дела с оружием, противостояли солдатам, разъяренным затянувшейся осадой, страшной смертью своих замученных на городских стенах боевых товарищей и надеявшимся вволю пограбить в богатейшем городе Ливии. Вот как описывает эти трагические события наш основной источник – Аппиан:

«…римляне, поражаемые отсюда (из домов у площади. – Е. Р.), захватили первые из домов и отражали с них занимавших ближайшие. И всякий раз, как им удавалось их одолеть и прогнать, они, набрасывая бревна и доски на промежутки между домами, переходили по ним как по мостам. В то время как эта война шла наверху, на крышах, другая развертывалась на узких улицах со встречными врагами. Все было полно стонов, плача, криков и всевозможных страданий, так как одних убивали в рукопашном бою, других еще живых сбрасывали с крыш на землю, причем иные падали прямо на поднятые копья, всякого рода пики или мечи. Но никто ничего не поджигал из-за находившихся на крышах, пока к Бирсе не подошел Сципион. И тогда он сразу поджег все три узкие улицы, ведущие к Бирсе, а другим приказал, как только сгорит какая-либо часть, очищать там путь, чтобы удобнее могло подходить постоянно сменяемое войско.

И тут представлялось зрелище других ужасов, так как огонь сжигал все и перекидывался с дома на дом, а воины не понемногу разбирали дома, но, навалившись всей силой, валили их целиком. От этого происходил еще больший грохот, и вместе с камнями падали на середину улицы вперемешку и мертвые, и живые, большей частью старики, дети и женщины, которые укрывались в потайных местах домов, одни из них раненые, другие полуобожженные испускали отчаянные крики. Другие же, сбрасываемые и падавшие с такой высоты вместе с камнями и горящими балками, ломали руки и ноги и разбивались насмерть. Но это не было для них концом мучений: воины, расчищавшие улицы от камней, топорами, секирами, другие остриями крючьев перебрасывали и мертвых, и еще живых в ямы, таща их, как бревна и камни, или переворачивая их железными орудиями: человеческое тело было мусором, наполнявшим рвы. Из перетаскиваемых одни падали вниз головой, и их члены, высовывавшиеся из земли, еще долго корчились в судорогах, другие падали ногами вниз, и головы их торчали над землею, так что лошади, пробегая, разбивали им лица и черепа, не потому, чтобы так хотели всадники, но вследствие спешки, так как и убиральщики камней делали это не по доброй воле; но трудность войны и ожидание близкой победы, спешка в передвижении войск, крики глашатаев, шум от трубных сигналов, трибуны и центурионы с отрядами, сменявшие друг друга и быстро проходившие мимо, все это вследствие спешки делало всех безумными и равнодушными к тому, что они видели» (Аппиан, Ливия, 128–129).

Шесть суток не прекращалось побоище, «как пламя из пепла потухшего пожара, днем и ночью пробивалась последняя сила, последняя надежда, последний отряд отчаявшихся людей» (Анней Флор, XXXI, II, 15, 15). Легионеры, утомившиеся в сражении, заменялись на свежих, но их полководец и теперь оставался на поле боя, без сна, питаясь на ходу и лишь изредка присаживаясь немного отдохнуть.