Мои калифорнийские ночи - Анна Джолос

Десять минут до дома кажутся бесконечными. Клянусь, пожалела, что не пошла пешком. Нервы натянуты как струна, и с каждой секундой мне всё труднее изображать из себя невесть что. Слишком мучительно дышать с ним одним воздухом.

— Останови здесь, хочу пройтись, — прошу его я.

Тормозит на пересечении соседних улиц. Я выхожу не сразу. Некоторое время меня одолевают очень странные чувства. Я словно боюсь, что если сейчас покину автомобиль, то это будет некая точка невозврата.

Глупо? Возможно… Но почему-то этот дурацкий перекрёсток ассоциируется с концом. Хотя, может ли быть конец, если, как он говорит, не было начала?

Под его пристальным взглядом вылезаю из машины. Закидываю на плечо рюкзак и не спеша шагаю по улице. Слёзы мутной пеленой застилают глаза, когда чёрный икс проносится мимо с оглушительным рёвом.

До последнего ждала чего-то… Вот же наивная дура! Думала, сейчас как в кино, преградит мне путь машиной, взвалит на плечо и признается в том, что нарочно разыграл весь этот спектакль.

Да только мы не в кино.

И ничего такого мне не светит…

Дженнифер

Последние пару недель я усердно грызу гранит науки. На носу экзамены, и впервые за долгое время мой интерес к учёбе достиг своего пика. Я чувствую, что могу успешно справиться с тестами. Конечно, не так блестяще как Роуз, вдохновившаяся идеей моей подготовки, но вполне себе достойно.

Вся эта возня с книжками отлично отвлекает. От испорченных отношений с лучшим другом, например. Или от присутствия вернувшегося в дом Брукса, до которого, к слову, мне теперь нет никакого дела…

В тот вечер, после нашего разговора, я дала себе клятвенное обещание: постараться забыть.

Просто вычеркнуть.

Стереть.

Обнулить и не думать о нём. Как бы сложно не было…

В такие эмоционально тяжёлые моменты хочется сказать спасибо уязвлённой гордости и развитому чувству собственного достоинства. Ведь даже если внутри мне очень-очень больно, снаружи — я спокойна и апатична ко всему. По крайней мере, я так думала до определённого момента…

В то субботнее утро я, как обычно, пораньше спускаюсь вниз. Ступаю на плитку своими пушистыми тапками с кроличьими ушами, зеваю и потираю глаза. Уже раздумываю на тему того, что приготовить, да так и останавливаюсь на месте как вкопанная.

Увидеть в столь ранние часы незнакомую девушку, порхающую от шкафчика к шкафчику, я определённо готова не была. И ведь насторожил меня запах, который я учуяла ещё в гостиной, но как-то даже мысли не возникло, что могу застать здесь какую-то барышню.

Пока неопознанный женский объект занят усердным смешиванием ингредиентов, я, облокотившись на холодильник, детально его (в смысле объект) разглядываю.

У девчонки каштановые волосы до лопаток, ноги от ушей и весьма привлекательная пятая точка, обтянутая непримечательной клетчатой тканью платья-рубашки. Она пытается напевать песню Майли Сайрус, но у неё напрочь отсутствует голос и слух. Зато, судя по всему, нет проблем с приготовлением блинчиков.

И в тот момент, когда эта фея переворачивает свой кулинарный шедевр, я стою, пытаясь справиться с внезапно нахлынувшими на меня чувствами. С теми, что поглубже затолкала в бутылку и пообещала выкинуть в океан. Да только вот пробка сейчас вдруг слетела, и содержимое выбралось наружу…

Девушка спешит достать большую плоскую тарелку и, видимо, именно в этот момент боковым зрением замечает меня.

— Привет, — смущённо произносит она, замерев с белоснежной тарелкой в руке. — А ты, должно быть, сестра Рида?

Моего самообладания хватает лишь на то, чтобы едва заметно кивнуть.

— Приятно познакомиться, я — Сэнди Мур! — радостно вещает она. — Его девушка.

Ставит тарелку, вытирает ладони о моё любимое вафельное полотенце и спешит пожать мою холодную ладонь.

Мне как будто резко перекрыли кислород.

Его девушка…

С Э Н Д И.

Так вот ты какая, Сэнди…

Наверняка она недоумевает почему я так внимательно на неё смотрю. Даже не моргаю. Изучаю миловидное личико: красивые карие глаза с золотистыми вкраплениями, мило вздёрнутый носик, едва заметные веснушки и симпатичные ямочки на щеках.

Хорошенькая, что уж там!

— Дженнифер Смит, — чересчур официально представляюсь я.

Выходит довольно неприветливо, но она так обеспокоена процессом готовки, что вряд ли заметила это.

— Рид попросил приготовить блины, и вот я здесь, — зачем-то оправдывается передо мной она, лучезарно улыбаясь.

Прямо-таки вся светится от счастья…

«Попросил приготовить блины». Ну надо же!

Чтобы вытащить себя из трясины, механическим движением поднимаю руку и открываю холодильник. Аппетит однозначно безвозвратно пропал, но несмотря на это я всё же достаю себе йогурт. Просто чтобы чем-то занять свои трясущиеся руки.

— Не сгорели бы, — качает головой Сэнди, поспешно хватаясь за ручку сковороды.

Я забираюсь на высокий стул и поджимаю ноги к груди. Открываю баночку с йогуртом и продолжаю прожигать взглядом спину нашей новоявленной хозяюшки.

Сэнди тихо бубнит себе под нос, а я вдруг понимаю, что она вообще ни разу не похожа на Викторию Адамс. Абсолютно другой типаж. Я бы сказала, что Сэнди — скорее полная её противоположность. Обыкновенная девушка. Без лоска, гламура и налёта инстаграмности.

Это и тревожит. Уж совсем большой контраст получается…

— А ты?

Мой взгляд фокусируется на её лице. Она миролюбиво хихикает. Просекла, что я ни черта не слушаю.

— Что, прости?

— Я говорю, какую начинку ты предпочитаешь? Лично я больше всего люблю варенье и шоколад, — тараторит, выставляя на стол огромное блюдо с румяными блинчиками. — Ты проснулся? Я почти закончила.

Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять, кто именно стоит за моей спиной. Хотя… не обратись она к нему, я всё равно почувствовала бы эту его тяжёлую и давящую энергетику. Всегда так происходит. И нет тому никакого объяснения.

Садится напротив и задерживает на мне хмурый взгляд.

Как назло, вспоминается то утро, когда я вот так же, увлечённо жарила блины. До сих пор помню, как по телу пробежала сладкая дрожь, оттого, что он неожиданно подошёл сзади. И этот его волнующий голос, от которого моментально бросает в жар, я тоже не могу забыть. И смелые прикосновения под футболкой…

Наверное, всё красноречиво написано на моём лице. Потому что Брукс вопрошающе выгибает бровь, и мои щёки тут же вспыхивают от смущения.

Мур расставляет по кругу тарелки и хватается за чайник.