Загадка XIV века - Барбара Такман

По Неаполю разнеслась весть, что король Франции и антипапа Климент с большой армией идут на Рим с целью воссоединения церкви. Сам Климент был так уверен в себе, что заказал переносные алтари, седла (вьючные и для верховой езды), одеяла и все, что нужно, для большого похода. Папа Бонифаций сильно встревожился и стал просить англичан, чтобы те воспрепятствовали французам. И это было сделано, но не войной, а предложением мира. В феврале 1391 года английские послы приехали во Францию и объявили, что готовы обсуждать мирный договор. На переговоры с англичанами отправили де Куси и Ривьера, и они пригласили французов на обед для дружеской беседы. В качестве доказательства серьезности своих намерений послы заявили, что на переговорах Англию будут представлять дяди короля Ричарда — Ланкастер и воинственный Глостер. Франция не могла отказаться от представившейся возможности, даже если она означала лишь отсрочку «насильственного пути», что, разумеется, и было целью англичан. Переговоры назначили на конец июня, и поход на Рим временно отложили.

Наступил июнь, и англичане, добившись своей первоначальной цели, стали затягивать переговоры. По их просьбе встречу перенесли еще на девять месяцев, до следующего марта. Дело было в том, что английские советники резко разошлись во взглядах. Король Ричард и два его старших дяди, Ланкастер и Йорк, выступали за мир, а неумолимый Томас Глостерский противился этому. Его отец завоевал Францию, не испытывая к оной личной вражды, однако с уходом старшего поколения чувство рыцарского братства увяло, и младший Глостер был убежден, что французы вероломны и коварны и с помощью изворотливых трюков и двусмысленных речей обманули англичан — лишили их того, что было записано в мирном договоре в Бретиньи. Он отказался подписывать мирное соглашение до тех пор, пока французы не вернут «все города, поселки, земли и сеньории», которые они вероломно забрали, не говоря уже о 1 400 000 франков, которые они до сих пор так и не отдали за выкуп короля Иоанна.

Настоящая причина такого отношения была глубже. Глостер и поддерживавшие его бароны не хотели мира, потому что чувствовали: война — их призвание. За ними стояли бедные рыцари и оруженосцы Англии. Тем было все равно, кто прав и кто виноват, потому что война являлась единственным источником их выживания.

В этот момент старый союзник Англии, герцог Бретани Монфор, приверженный, как и всегда, междоусобице, неожиданно возобновил свою ссору с Францией. Игнорируя вассальную лояльность, он становился все более и более вздорным и дерзким, чеканил монеты с собственным профилем и совершал другие действия, демонстрировавшие всем его притязания на независимость. До переговоров с англичанами французы старались привести его в подчинение, они понимали, что неприкрытый фланг ставит их в невыгодное положение. Де Куси, один из немногих людей, допущенных к вспыльчивому герцогу, организовал ему в Туре встречу с королем и королевским советом. Монфор приехал на Луару в сопровождении полутора тысяч рыцарей и оруженосцев, его флот составлял пять кораблей с пушками. Переговоры шли три месяца — с октября по декабрь 1391 года. Монфор вилял, и его никак не удавалось склонить к соглашению. В качестве последнего средства Монфору предложили подписать брачный контракт его сына с дочерью короля Жанной, которой на ту пору еще не исполнилось и года. В прошлом такое же решение проблемы провалилось — тогда хотели привлечь Карла Наваррского. Договор заключили, однако Монфор уехал домой, затаив злобу.

В Туре с де Куси приключилось происшествие, имевшее для него горькие последствия, пусть уже после его смерти. Скончался единственный сын графа де Блуа, оставивший после себя огромное имение — и никаких наследников. Людовик Орлеанский, известный страстью к приобретательству, сразу же нацелился на эту собственность. Поместье находилось между Туренью и Орлеаном. Людовик, король и де Куси выехали из Тура — навестить горюющего и к тому же обанкротившегося отца. Граф был когда-то заложником в Англии, ему пришлось купить себе свободу, и через короля Эдуарда он перевел де Куси свою собственность в Суассоне. Бессмысленная расточительность уничтожила огромное состояние де Блуа, от переедания и злоупотребления алкоголем граф и его жена страшно растолстели, так что он не мог уже ездить верхом, и на охоту его везли на носилках. На графа часто находили приступы гнева, однажды, что, впрочем, характерно для XIV века, он кинжалом убил рыцаря. Сейчас он был стар, болен, бездетен, и его окружала толпа метивших в наследники и переругавшихся между собой людей.

Де Куси имел большое влияние на графа Ги. Более того, он удерживал права на часть его имущества, поскольку граф до сих пор должен был ему определенную сумму за «уступку в Суассоне». Обе стороны выбрали Ангеррана как признанного переговорщика (un grand traitteur) для оценки имения и для продажи его Людовику Орлеанскому. Передача династической собственности за деньги считалась чем-то вроде позора. Если де Куси и не хотелось принимать участия в этом деле — а документальных свидетельств этого не существует, — то он был щедро, очень щедро вознагражден Людовиком Орлеанским. Когда ему удалось снизить цену с двухсот тысяч франков — столько граф де Блуа запрашивал за свои земли в Эно — на пятьдесят тысяч, то есть на 25 процентов, герцог вернул де Куси разницу. Людовик передал Ангеррану и десять тысяч флоринов, которые ему задолжали за Тунисскую кампанию, «поскольку упомянутый кузен оказал нам многочисленные и большие услуги». За все поместье Людовик заплатил четыреста тысяч франков, которые взял из приданого своей жены, и сравнялся со своими дядями в количестве имеющейся в его распоряжении земли.

Фруассар, бывший в услужении у графа де Блуа, пока тот не обанкротился, сделал вдруг удивительное заявление: «В этом деле нужно осудить сира де Куси». Возможно, он имел в виду, что де Куси не следовало брать деньги за ведение сделки, которую Фруассар считал постыдной. Почитатель касты часто исповедует более высокие идеалы, чем сами ее члены. По иронии судьбы, домен де Куси после его кончины перешел в руки герцога Орлеанского.

Изредка появляясь дома, де Куси возобновлял исполнение обязанностей главнокомандующего в Оверни и в Эно. В январе 1392 года он снова сопровождал короля в переговорах в Амьене. Непосредственно перед переговорами — как счастливое предзнаменование — у Изабо и Карла родился сын, это был их пятый ребенок, из которых двое старших уже скончались. Париж отпраздновал событие колокольным звоном, на площадях зажгли костры. Люди заполнили церкви и благодарили Бога за дофина, а после пели и танцевали на улицах, где благородные дамы и богатые буржуа накрыли для них столы с угощением и вином. Ребенок, которому все так радовались, умер в возрасте девяти лет, как и четверо других сыновей, из всего королевского потомства уцелел один — слабый дофин Карл VII, которого впоследствии коронует Жанна д’Арк.

Были приняты экстренные меры для того, чтобы между французами и англичанами не возникли имущественные споры, которые могли сорвать переговоры. Совет приказал французским подданным под страхом смерти воздержаться от оскорблений, провокационных высказываний, дуэлей и даже разговоров о сражениях. Никто не имел права выходить ночью без факела; любой паж, по чьему скудоумию в таверне могла разгореться ссора, приговаривался к смерти. Круглосуточно четыре отряда по тысяче человек в каждом должны были выходить в караул, чтобы предотвратить скопления людей, чреватые беспорядками. Если звонил пожарный колокол, караульные не имели права покидать свои посты, предоставляя право действовать пожарным командам. Англичан должны были встречать «с величайшими почестями», с ними обращались очень любезно и бесплатно развлекали. Хозяева постоялых дворов не должны были требовать с них деньги и переправляли их счета в королевскую казну.