Лавкрафт. Живой Ктулху - Лайон Спрэг де Камп

Дома Лавкрафт сражался со своими архивами и документами. Он осознал, что был столь небрежен, одалживая книги и рукописи, что теперь не знал, где находится большинство из них. «В одалживании всегда есть определенный риск – но книги о сверхъестественном так трудно достать, что их владелец чувствует себя просто эгоистом, если отказывается ухватить шанс и разделить свою удачу с товарищами-энтузиастами».

Более чем когда-либо одержимый прошлым, он играл со своей тетушкой в причудливую ностальгическую игру, «…представляя, что календарь обратился назад к 1898, 1900, 1902 году или к другому подобному, и разговаривая так, как разговаривали в тот период… упоминая магазины, игры, песни, трамвайные маршруты, новости, виды, окружение и повседневную деятельность, процветавшие тогда, исключая при этом все анахроничные выражения и указания»[633].

В январе 1936 года, после возвращения Лавкрафта из Нью-Йорка, настала следующая суровая зима. Еще более усугубляя его зимние страдания, на него обрушился грипп. Лавкрафт также жаловался на болезнь глаз и «скверное пищеварение». «Порой мои глаза отказывают без всякого предупреждения – порождая нечто вроде вихреобразного видения, которое тотчас приводит к прекращению дневных трудов».

Затем, когда его грипп прекратился в феврале, оставив «меня слабым, как тряпка»[634], Энни Гэмвелл подхватила более тяжелую форму болезни. Семнадцатого марта ее положили в больницу. Там она провела две недели и еще столько же в санатории для выздоравливающих, вернувшись на Колледж-стрит, 66 лишь в конце апреля.

Возможно, глазной недуг Лавкрафта был результатом простой небрежности к обследованию у окулиста и получению новых очков. Заболевание же пищеварительной системы было, однако, совсем другим делом. Месяцы спустя, когда январский вирус уже давно отступил, Лавкрафт все еще жаловался на болезнь пищеварения, называя ее «гриппом».

На самом деле это был рак толстой кишки. Блокируя его кишечный тракт, он вызывал постоянно усиливающийся запор. В феврале 1937 года, более чем через два года после первого появления дисфункции, Лавкрафт писал: «В скором времени узнаем, что скажет врач»[635], – подразумевая, что он до сих его не посещал.

Врачи говорили мне, что даже в тридцатые годы, если бы заболевание Лавкрафта было выявлено на ранней стадии – скажем, в 1935–м, – у него были бы вполне благоприятные шансы на удачную хирургическую операцию. Бостон был и остается одним из передовых центров медицины в мире.

То, что Лавкрафт не проконсультировался у врача раньше, может быть объяснено несколькими причинами. Одна из них – его бедность, хотя я уверен, что Энни Гэмвелл более чем охотно помогла бы своему единственному племяннику. Другой фактор заключается в том, что в тридцатые годы регулярное обследование у врача и дантиста по общим нормам не было столь распространено, как сейчас.

Однако самым большим препятствием были привычки Лавкрафта. Он упрямо гордился пассивным, фаталистическим отношением к своему здоровью, и вплоть до описываемого периода это действительно сходило ему с рук. У него до сих пор были собственные зубы, несмотря на то что он буквально обжирался сладостями и посещал стоматолога лишь раз в пять лет.

В апреле 1936 года Роберт Барлоу снова пригласил Лавкрафта во Флориду. Он отказался: «Болезнь моей тети, плачевное состояние казны и полнейшее расстройство моей писательской программы (для которой отсутствие моей библиотеки будет огромной помехой) – все вместе осуждают идею беспечной миграции». Он также отклонил приглашение Лонгов.

Он жаловался на неотвеченные письма, работу по любительской печати, навязанную другим, позаимствованные книги, до сих пор не прочтенные, и на периодически повторяющуюся болезнь глаз. Он писал: «Моя программа совершенно разбита вдребезги, и я почти на грани нервного срыва. Моя способность концентрироваться столь мала, что у меня уходит около часа на то, что обычно я делаю за пять минут…»[636] Он надеялся, что взамен Барлоу приедет на Север навестить его.

Зима и весна 1936 года прошли спокойно. Друг Лавкрафта по любительской печати Энн Тиллери Реншоу поручила ему крупную работу по «призрачному авторству»: по ее заметками и черновикам написать учебник для Школы речи Реншоу под названием «Культурная речь».

Поначалу Лавкрафт намеревался просто слегка отредактировать рукопись, но миссис Реншоу написала: «И не смейте давать моей рукописи от ворот поворот!» Ей нужна была полная обработка. Вскоре Лавкрафт обнаружил, что должен вывести миссис Реншоу из заблуждений относительно совершенно устаревших идей, вроде таких, что язык возник из божественного откровения или что английский произошел от древнееврейского. Когда она спросила его о размере оплаты, он ответил: «Расценку можно обсудить позже – я полагаю, что любая назначенная вами сумма (с учетом текущих прецедентов) будет достаточной».

Миссис Реншоу ожидала, что ее книга будет готова к печати к зиме 1936 года, но Лавкрафт все тянул и тянул. Его клиентка продлила крайний срок до 1 мая, а затем и до 1 сентября. Письма миссис Реншоу, поначалу переполняемые благодарностями за помощь, с течением времени становились все суше.

И хотя Лавкрафт работал по шестьдесят часов подряд, он смог представить рукопись лишь 19 сентября. Когда миссис Реншоу прочла ее, он попросил вернуть ее для окончательной доработки. Цена все еще не была назначена, но Лавкрафт говорил друзьям, что надеется получить двести долларов. Миссис Реншоу заплатила ему сто.

Вместо того чтобы вернуть рукопись, она сама внесла в текст значительные сокращения и немедля отдала ее в типографию. К концу года книга была напечатана. Конечно, хотелось бы сказать, что Лавкрафт – после всех своих трудов – произвел нечто достойное. Однако с академической точки зрения «Культурная речь» была просто катастрофой. Эта небольшая книжка не организована, поверхностна, неумела и бесполезна.

Во вводной части по языку Лавкрафт по-прежнему смешивает понятия языка и расы – например, так называемых арийцев. Глава «Правильные предложения» безнадежно запутана. В разделе о произношении Лавкрафт рекомендует такое редкое и устаревшее произношение, как «inDISoLUble», «conCENtrate» и «ProFEEL» (для «profile»)[637]. Нет никаких признаков того, что миссис Реншоу или Лавкрафт читали какую-либо современную научную работу по фонетике. У Лавкрафта была книга Уильяма Рассела «Ортофония, или совершенствование ораторского искусства» (1869), и, по-видимому, он положился на этот чрезвычайно устаревший учебник как на авторитетный источник.