Диссиденты, неформалы и свобода в СССР - Александр Шубин

В 1980 г. фантаст Ю. Яровой, писатель В. Крапивин и публицист, главный редактор журнала «Уральский следопыт» С. Мешавкин организовали литературную премию за лучшее фантастическое произведение — «Аэлита». Вручение «Аэлиты» с 1982 г. превратилось в своеобразный съезд движения клубов любителей фантастики. В Свердловск приехали делегаты владивостокского «Комкона-3», волгоградского «Ветра времени», тираспольского «Альтаира», ставропольского КЛЮФа (клуб юных любителей, фантастики), новосибирского «Ариэля», хабаровского «Фанта», пермского «Рифея». Приняли участие и свердловские клубы «Радиант», «Миф», «Кентавр» и «Антарес»[1133].

В 1984 г. отдел пропаганды ЦК КПСС с тревогой отмечал: «У руководства некоторых клубов стоят люди, не имеющие ни соответствующих знаний, ни правильной политико-идеологической ориентации. Многие клубы создаются стихийно и действуют бесконтрольно. В них нередко изучаются произведения фантастики американских, английских, французских и других зарубежных авторов, в которых социальные проблемы трактуются в духе воззрений буржуазных философов.

В отдельных клубах практикуется перевод зарубежных книг, не издаваемых в СССР, наблюдаются случаи размножения и перепродажи этой литературы. Участники клубов создают собственные произведения фантастики, причем во многих случаях низкого идейно-художественного уровня…

В нарушение положения о любительских объединениях городские клубы фантастики организуют свои филиалы в учебных заведениях, библиотеках, направляют в другие клубы различные материалы, выпускают рукописные журналы, информационные бюллетени. Без разрешения органов культуры они проводят диспуты, тематические вечера и спектакли на фантастические темы в крупных залах, школах, пионерских лагерях. Вообще „выходу в массы“, за пределы клуба, уделяется много внимания»[1134].

Попытка поставить движение под контроль органов культуры, профсоюзов и комсомола явно запоздала.

* * *

Казалось бы, с Перестройкой освобожденная от давящего контроля фантастика должна была испытать новый расцвет…

Но фантастика жила вместе с обществом, которое, взяв разбег, попыталось в 80-е годы перескочить через барьер постиндустриальных задач. И не смогло. Ударившись о стену, страна раскололась и стала сползать назад в сторону Третьего мира. Потеряв цели, общество оказалось дезориентированным и погрузилось в депрессию — социально-экономическую и моральную. «Ведь что с нами произошло? Мы потеряли будущее. Оно у нас было: серое, суконное, очень скучное, шершавое и неприятное, но совершенно определенное будущее. Мы ясно себе представляли, что ждет нас и через 10 лет, и через 20 лет, и вообще на протяжении всей оставшейся жизни. И вот это представление исчезло. Оно оказалось, к счастью, неправильным. Открылся целый веер возможностей — от кровавой и бессмысленной диктатуры до перспективы шведского социализма со всеми его плюсами и минусами.

Мы растерялись. Мы перестала понимать, что нас ждет через 10, 20 лет. В этом смысле будущее потеряно»[1135]. «Шведский социализм» как предел горизонта Бориса Стругацкого. Аркадий умер за два месяца до распада СССР. Спор о том, что в большей степени определит облик будущего — интеллектуальная или этическая сила — оказался отложен. На повестке остались власть и собственность, пружины инферно.

На место поисков лучшего будущего пришло увлечение мифом о прошлом (даже не реконструкцией реальной истории, а заведомой сказкой — фэнтэзи). Часть КЛФ распались, часть, освоив технику ролевой игры, превратились в Толкин-клубы и т. п. В 1990 г. на фестивале «Аэлиты» представители красноярского КЛФ «Вечные Паруса» и коммунарский отряд «Рассвет» из Москвы объявили о готовящихся под эгидой Всесоюзного Совета КЛФ «Хоббитских Игрищах». «Таким образом, историю „Ролевого движения“ в СССР — России можно вести начиная с 1990 года, когда под Красноярском состоялись первые „Хоббитские игры“… собравшие oкoлo 130 человек, в основном представителей различных КЛФ со всего союза»[1136], - пишет исследователь неформальных движений К.М. Ивашников.

Увлечение фэнтэзи серьезно потеснило фантастику, да и российская фантастика, сменившая советскую, с большим основанием может называться фэнтэзийной, чем научной.

Эта метаморфоза вызвала печаль и негодование у части фантастов старой школы. Фантаст С. Павлов с горечью писал о наступлении фэнтэзи на фантастику: «В результате к исходу века маги, колдуны, волшебники и вурдалаки снова подняли головы и пытаются взять под контроль достижения ненавистной им современности…

Отныне мир стоит на развилке дорог.

Одна зовет к облакам под девизом „Знание — Сила — Жизнь“. Другая ведет в глухой туман деградации»[1137].

Откат в «глухой туман деградации» — зеркало отката, деградации, который происходит в обществе после поражения Перестройки. Этот регресс продолжается на советском культурном пространстве до сих пор. Отсюда — и торжество вурдалаков в литературе и в жизни.

Фэнтэзи раздавила фантастику числом, помиловав лишь подражание американским боевикам. Но возрождение социальной фантастики неизбежно. Ведь утопия бессмертна. Человечество будет все равно искать будущее, в котором хотелось бы жить. Не в мечтах, а реально. И это — поле для работы социальной фантастики, искусства социалистического реализма, социального творчества. Закон инферно действует, но действует не только он. Впереди — либо кровавое возвращение в дикость, борьба империй и этносов на уничтожение, либо — принципиально новое общество. Это — урок, оставленный нам советской цивилизацией с ее нерешенными проблемами (не решенными и после того, как СССР исчез с карты), с ее свободой и с ее культурой, которая дожила до XXI века хотя бы потому, что думала о нем.