Пророк - Фрэнк Перетти

– Две сорок пять.

– О нет!

Билл начинал раздражаться.

– Джон, ты не можешь оставить все – тебе надо смириться с этим!

– Хорошо, хорошо.

Он просмотрел сценарий, в отчаянии выискивая еще куски, которыми можно пожертвовать.

– А как насчет этой строчки: «У Макса и Дин Брюверов были подозрения, но они ничего не могли узнать, поскольку им мешали законы о тайне частной жизни в сфере деторождения»?

– Ты имеешь в виду сократить ее?

– Я имею в виду вырезать. Джон болезненно сморщился.

– Но это важный момент! Эти законы... я должен указать на недопустимость...

– Эй, подожди минутку. Разве Макс уже некоторым образом не выразил эту мысль в интервью?

Он перемотал пленку и нашел фрагмент с Максом, пока Джон сверялся со сценарием.

Пуск.

Макс, сидящий рядом с Дин: «...пока ваша дочь жива, вы не имеете права знать, что она делает или что делают с ней. И мы смогли узнать о случившемся с Энни только потому, что она умерла. А мне кажется, это немного поздно».

Билл посмотрел на Джона, ожидая решения.

Джон ненадолго задумался, потом кивнул.

– 0'кей, – сказал Билл. – Выбрасываем целый абзац про законы о тайне частной жизни.

Вырезали. Прокрутили. Проверили время.

– Две тридцать восемь.

Джон в изнеможении откинулся на спинку стула.

– Что ж уже ближе.

Губернатор Слэйтер приготовился считать свой рабочий день законченным и надеялся начисто вычеркнуть его из памяти. Дела и повседневная рутина в значительной мере отвлекли губернатора от мыслей о неудачной встрече с Сумасшедшим пророком младшим, после которой он остался потрясенным, раздраженным и рассеянным. Невозможность связаться с Лореном Харрисом и задать ему головомойку еще больше рассердила и вывела из себя губернатора. Что до Мартина Дэвина, то он вообще не оказал никакой помощи, поскольку исчез сразу после изгнания пророка и, казалось, находился где угодно, только не рядом со своим боссом. Теперь грязный сюжет, по всей видимости, пойдет по Шестому каналу сегодня вечером, и Слэйтеру оставалось надеяться только на то, что Роуэн и Хартли сумеют отмыть его имя входе своей встречной рекламной кампании. Вилма Бентхофф уже занималась этим вопросом.

Ладно, пора отправляться домой. Он должен был еще выступить перед Обществом бизнесменов вечером – и очень хотел предварительно вздремнуть и принять душ. Он знал, что почувствует себя лучше после этого.

Он велел мисс Роудс вызвать шофера, схватил свое пальто и пошел по длинному украшенному холлу, на ходу попрощавшись с мисс Роудс и дамой, дежурившей на посту за столом в приемной.

Брайан, студент юрист заочного отделения, работавший шофером губернатора, встретил вышедшего из лифта хозяина в главном вестибюле.

– Добрый вечер, сэр.

– Добрый вечер, Брайан. Поехали домой. Я устал.

– Хорошо, сэр.

И тут, по заведенному обычаю, Брайан предложил губернатору кофе в пластмассовом стаканчике с крышкой.

Губернатор замер на месте. Он уставился на стаканчик кофе, а потом криво ухмыльнулся и потряс головой.

– Ну дела...

– Сэр?

– Брайан, это прозвучит странно... Брайан тоже хихикнул. Что-то тут было забавным. Губернатор посмотрел через вестибюль на питьевой фонтанчик.

– Брайан, будь так любезен, подойди к тому питьевому фонтанчику и... – он сделал медленный выразительный жест, – вылей в него кофе.

Брайан вытаращил глаза.

– В питьевой фонтанчик, сэр?

Губернатор рассмеялся и даже отодвинулся подальше от стаканчика кофе.

– Э-э-э... я... ну, я заключил небольшое пари. Брайан пожал плечами.

– Хорошо. Слушаюсь, сэр.

Он стремительно прошел к питьевому фонтанчику, чтобы выполнить приказ. Губернатор Слэйтер стоял неподвижно, озираясь по сторонам в поисках чашки кофе в руках какого-нибудь ангела или гнома, а потом перевел взгляд на Брайана, который медленно и осторожно вылил кофе в фонтанчик и бросил стакан в мусорное ведро.

Брайан возвратился, и губернатор испустил насмешливый вздох облегчения.

– Отлично. – Он двинулся к выходу, глядя себе под ноги. – Ну что ж, пойдем... – Ох-х-х! Слишком поздно: губернатор налетел на серую шерстяную стену и почувствовал, как по лицу стекают горячие капли.

– О Боже! Извините, губернатор!

Слэйтер отшатнулся от Рона Бреннона, руководителя группы большинства в сенате, который был в сером шерстяном пальто и нес стаканчик кофе. К несчастью, стаканчик был без крышки.

Брайан мгновенно подскочил к губернатору с носовым платком. Слэйтер оттолкнул его в сторону.

– Ладно, ладно, оставь меня в покое! Бреннону происшествие показалось в некотором роде забавным, и он осмелился тихонько хихикнуть.

Слэйтеру происшествие вовсе не показалось забавным.

– Почему вы не смотрите, куда идете? Бреннон невинно покачал головой.

– Послушайте, я вообще никуда не шел, губернатор! Я просто стоял здесь. Это вы налетели на меня. Извините...

Губернатор посмотрел на Бреннона, потом на Брайана, потом на свое залитое кофе пальто и попытался взять себя в руки.

– Ладно, – выдавил он. – Ничего страшного. И он любой ценой должен был поверить в это.

Четыре сорок пять пополудни.

Режиссер Марделл – с завязанными на затылке волосами, с наушниками на голове – стояла на своем месте в студии, за камерами Один, Два и Три, как и операторы. Постепенно зажигались осветительные приборы, и техники проверяли управляемую камеру на операторском кране перед ее ежевечерним головокружительным спуском из-под потолка.

Джон стоял в гримерной перед огромным, ярко освещенным зеркалом, тщательно гримируя лицо и предаваясь странным, фаталистическим мыслям о будущем. «Должно быть, именно так чувствуют себя перед казнью», – подумал он. Честно говоря, перспектива мученичества нисколько не вдохновляла его.

По крайней мере, перспектива принять муки за сюжет, который, возможно, и не состоится. Но все было в руках Божьих. Чему быть, того не миновать.

Они с Биллом наконец закончили сюжет вскоре после полудня, и теперь кассета с готовым материалом лежала в аппаратной. Окончательный сценарий содержал лишь малую часть невероятной истории, которой он и другие занимались весь последний месяц или около того. Для того чтобы осветить хотя бы половину этой истории, потребовалась бы специальная часовая передача, а Джону выделили сегодня – и, возможно, в первый и последний раз – всего две минуты.