25 июня. Глупость или агрессия? - Марк Солонин

Финляндия проиграла войну. Это есть факт. Причем факт давно известный и признанный в самой Финляндии.

Уже 25 сентября 1944 г., выступая по радио, будущий президент Финляндии Урхо Кекконен говорил: «…Мы все, весь народ, должны стойко перенести свое поражение. Мы проиграли войну против Советского Союза, наша мужественная борьба окончилась тяжелым поражением… Нам нужно перед собой и другими признаться, что наш отважный и стойкий противник победил нас… Честное признание этого факта станет предпосылкой и пробным камнем для нашего национального существования, ибо вынашивание мысли о мести и как явные, так и тайные планы вернуть потерянное, т.е. мысли о реванше, означают гибель для нашего народа…» [35].

Последствия поражения стали для Финляндии исключительно тяжелыми. Главное сырьевое богатство страны — никелевые рудники в заполярном Петсамо — отошли к СССР (теперь этот город называется Печенга). Вместе с рудниками Петсамо Финляндия потеряла и стратегически важный выход в Баренцево море. Финляндии пришлось выплатить колоссальные репарации. Из разоренной многолетней войной страны в столь же разоренный Советский Союз ушло 340 тыс. вагонов с лесом, целлюлозой, бумагой, станками — если соединить эти вагоны в единый состав, то он растянулся бы от берегов Финского залива до Африки [15]. Финляндия была вынуждена демобилизовать свою армию, передать руководство МВД в руки коммуниста Ю. Лейно (зятя печально знаменитого «господина Куусинена»), смириться с существованием советской военной базы в 20 км от центра Хельсинки, отправить в тюрьму законных руководителей страны лишь за то, что они ревностно исполняли свои конституционные обязанности. Суверенитет и независимость Финляндии висели на тончайшей нити, и никто не смог бы в тот момент поручиться за то, что ниточка эта выдержит огромное давление восточного соседа. И за достижение ТАКОГО результата финская армия и финский народ заплатили жизнями почти 60 тыс. солдат.

Могла ли Финляндия выйти из войны иным путем и с другими результатами? Какие альтернативы были упущены, когда и почему?

На первый взгляд выход был, и он был достаточно ясен и прост. На первый взгляд от руководства Финляндии требовалось лишь одно — ничего не делать. Оставить ситуацию такой. какой она и была по состоянию на апрель–май 1941 г. Как говаривал товарищ Троцкий: «Ни мира, ни войны, а армию распустить». Несколько конкретнее, оставаться на позициях нейтралитета, не допускать размещения (или даже прохода) немецких войск на севере Финляндии, не допускать даже кратковременного появления немецких боевых кораблей в финских портах, не начинать самим боевые действия против Советского Союза. Терпеливо дожидаться конца мировой войны. При таком варианте развития событий Финляндия в самом «худшем» случае вышла бы из войны без жертв и разрушений, без потери Петсамо, без груза разорительных репараций. В лучшем случае можно было рассчитывать на то, что западные союзники (США и Великобритания) в рамках общего послевоенного переустройства Европы заставят Сталина вернуть Финляндии часть аннексированных в марте 1940 г. территорий.

Картинка получается очень красивая. Была ли она реализуема?

История всегда многовариантна. Таково твердое субъективное мнение автора этой книги. И в данном случае существовала отличная от нуля вероятность реализации описанной выше альтернативы. Для этого Рюти и Маннергейм должны были «всего лишь»:

- получить разведывательным путем максимально достоверную информацию о том, что Красная Армия готовит проведение крупнейшей наступательной операции на юго-западе (в южной Польше, Словакии и Румынии), а на финской границе на лето 1941 г. планируется лишь «активная оборона»;

- составить точный прогноз развития боевых действий будущей германо-советской войны; не просто предположить, а прийти к твердой уверенности в том, что война эта будет затяжной, многолетней и изнурительной, что немцы дойдут до Ленинграда и Москвы, но не смогут взять их;

- на основании такой информации и такого прогноза отказаться (на переговорах в конце мая–начале июня 1941 г.) от военного сотрудничества с Германией;

– не реагировать на крупномасштабные провокации, вроде бомбардировок 25–26 июня, в надежде на то, что уже через несколько дней тяжелейшие поражения на западе заставят Сталина оставить Финляндию в покое.

Вот, собственно, и все, что требовалось. Этого сделано не было, и Финляндия пришла к тем трагическим результатам, с которыми она и закончила войну. Следовательно, Рюти, Маннергейм и другие высшие руководители допустили ошибку. Но едва ли найдется хоть один непредвзятый человек, который применит к этой трагической ошибке определение «глупость». Легко ли было не ошибиться? Российские историки по сей день, через 60 с лишним лет после войны, всё продолжают спорить и никак не могут прийти к единому мнению о том, что же собирался делать Сталин летом 1941 года. Многие продолжают яростно отрицать факт подготовки Красной Армии к проведению грандиозной наступательной операции в южной Польше — а ведь исключительно и только подготовка к этой операции отвела от Финляндии дамоклов меч советского вторжения, который висел над ней с лета 1940 г.

Еще труднее было не ошибиться в оценке реальной боеспособности Красной Армии, в её способности выдержать удар вермахта. Исключительно трудно было не ошибиться в этом вопросе маршалу Маннергейму. Он слишком много знал. Он 30 лет прослужил в русской армии, пройдя в ней долгий путь от ротмистра до генерал-лейтенанта. Маннергейм имел опыт личного участия в двух последних войнах российской империи (японской и Первой мировой), на его глазах произошел и катастрофический развал русской армии в 1917 году. Наконец, именно он вынес на себе тяжелейшую ношу командования финской армией с первого до последнего дня «зимней войны». Можно ли было после этого не прийти к самым пессимистическим оценкам боеспособности Красной Армии? Могли Маннергейм сомневаться в том, что та армия, которая, имея огромное численное и подавляющее техническое превосходство, три месяца топталась на Карельском перешейке, завалив его десятками тысяч трупов красноармейцев, будет немедленно разбита в пух и прах при первом же столкновении с лучшей армией мира, каковой летом 41-го по праву мог считаться германский вермахт?

Маннергейм ошибся, но в этом отношении он был далеко не одинок. Начальник генерального штаба вермахта Ф. Гальдер записал 3 июля 1941 г. в своем дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней». Ни Маннергейм, ни Гальдер, ни десятки других политиков и генералов (в том числе — и в странах антигитлеровской коалиции) не смогли понять и поверить в то, что советско-германская война, война Сталина и Гитлера, превратится в Великую Отечественную войну советского народа. В этом была их коренная ошибка. Но не будем слишком строги — чего можно требовать от современников стремительно проносящихся событий, если и по сей день большинство советских (ныне российских) историков не желает понимать и признавать эту, действительно непростую, диалектику перехода от развязанной двумя диктаторами драки за дележ добычи к Великой Освободительной войне, на которую поднялся великий народ.

Возвращаясь в весну 1941 года, мы не можем не признать, что из предположения о неизбежном и скором разгроме Красной Армии вырисовывалась совершенно другая стратегия действий Финляндии. Кому было оставлять территорию Карелии? Немцам? План «Барбаросса», как известно, ставил конечной целью операции «создание заградительного барьера по общей линии Волга–Архангельск». В зону немецкой оккупации при этом должны были войти все территории севера России, населенные карелами, финнами, вепсами. Более того, после успешной реализации плана «Барбаросса» восточным соседом Финляндии стал бы уже не Советский Союз, а гитлеровский Третий рейх, многократно к тому же усилившийся за счет сырьевых и производственных ресурсов бывшего СССР.