Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка

(4) Совет распустили – собран он был будто бы для того, чтобы обсудить, как быть с Мандонием и Индибилисом. Войску, стоявшему в Новом Карфагене, велено было выступить с запасом продовольствия на несколько дней; (5) семь трибунов, которые раньше приходили в Сукрон успокаивать бунтовщиков, теперь были посланы навстречу мятежному войску; им сообщили имена (каждому по пять имен) главных зачинщиков, (6) которых следовало через надежных людей ласково пригласить в гости, напоить допьяна и уснувших связать.

(7) Мятежники были уже недалеко от Нового Карфагена, когда от встречных услышали, что на следующий день все войско во главе с Марком Силаном отправляется в область лацетанов.

Это известие не только избавило их от страха, тайно жившего в их сердцах, но и чрезвычайно обрадовало: Сципион, думалось им, остался один, и не они, а он окажется в их власти. (8) Солнце уже садилось, когда они, войдя в город, увидели другое войско, готовящееся выступить в дорогу.

(9) Их встретили нарочно составленной речью: они пришли кстати и обрадуют командующего своим приходом, так как другое войско вот-вот уйдет; пусть они пока подкрепятся и отдохнут. (10) По приказу трибунов надежные люди пригласили в гости главарей мятежа и без всякого шума схватили и связали их.

(11) Перед рассветом стал выезжать обоз войска, будто бы отправляющегося в путь; войско двинулось на рассвете, но у ворот было задержано, и ко всем воротам направлены были часовые, чтобы никто не мог выйти из города.

(12) Солдат, пришедших накануне, созвали на сходку; они сбежались на форум к трибуналу с видом наглым, рассчитывая еще припугнуть выкриками. (13) Командующий взошел на трибунал, и тут же вооруженные солдаты, отозванные от ворот, подойдя сзади, окружили безоружную толпу.

(14) Вся наглость исчезла; мятежники признавались потом: ничто так их не испугало, как здоровый цвет лица Сципиона (они-то думали, он истомлен болезнью) и выражение его лица: они не помнили, чтобы оно бывало таким даже перед боем.

(15) Сципион сидел молча, пока не возвестили, что главари мятежа приведены на форум и все приготовлено.

27. (1) Глашатай велел всем замолчать, и Сципион начал: «Никогда я не думал, что не буду знать, как обратиться к моему войску; (2) я, правда, больше действовал, а не упражнялся в речах, но, живя почти с детства среди солдат, я хорошо освоился с воинским духом.

(3) Не могу придумать, как говорить с вами, не нахожу слов, не знаю, каким именем я должен вас называть. (4) Граждане? Вы изменили своему отечеству. Воины? Вы отвергли власть и ауспиции начальника, вы попрали святость присяги. Враги? Узнаю фигуры, лица, одежду, весь облик моих сограждан – вижу дела, слова, замыслы, настроения врагов.

(5) Вы хотели того же, чего илергеты и лацетаны, надеялись на то, на что и они. Но они пошли за Индибилисом и Мандонием, за людьми царственного достоинства, а вы вручили власть и право ауспиций умбрийцу Атрию и Альбию из Кал. (6) Скажите, что не все вы этого хотели, что обезумели и бушевали немногие, и я охотно тому поверю: если бы все войско было виновно, какие потребовались бы искупительные жертвы!

(7) Я неохотно касаюсь этих ран, но излечить их можно, только ощупав. Карфагеняне изгнаны из Испании, и нигде по всей провинции, думал я, (8) не найти человека, которому жизнь моя была бы ненавистна: я вел себя не только с союзниками, но и с врагами не так, чтобы меня ненавидели.

(9) И вот в моем лагере – как ошибался я в своих мыслях! – слух о моей смерти принимают с удовольствием: ее ждут не дождутся. (10) Не думаю, чтобы это злое чувство испытывали все, – если бы я поверил, что все мое войско желало моей смерти, я тут же на глазах у вас умер бы: зачем жить мне, если мои сограждане и солдаты меня ненавидят?

(11) Всякая толпа, однако, похожа на море: оно неподвижно, но его могут всколыхнуть и легкий ветерок, и ураган; так и у вас: то все было спокойно на сердце, а то вдруг буря – виноваты во всем те, с кого началось это безумие, вы им заразились и потеряли разум.

(12) По-моему, вы и сегодня не понимаете, до чего дошли вы в своем безумии, как виноваты передо мной, перед родиной, перед своими родителями и детьми, перед богами, свидетелями вашей присяги, перед воинским обычаем и военным порядком предков, перед величием высшей власти.

(13) Не говорю о себе: вы вовсе не жаждали моей смерти и только по легкомыслию на нее рассчитывали; да, наконец, нечего удивляться, что солдатам надоело быть под командованием такого человека, как я. Но в чем провинилась перед вами отчизна, что вы согласились предать ее, действуя заодно с Индибилисом и Мандонием?

(14) Чем виноват римский народ, что от трибунов, избранных народным голосованием, вы отобрали власть, отдали ее частным лицам? Мало этого: римское войско отдало фаски своего командующего людям, у которых никогда не было даже раба, которым можно командовать.

(15) В палатке военачальника расположились Альбий и Атрий; сигналы трубили от них; о пароле справлялись у них. Они сидели на трибунале Публия Сципиона, им прислуживал ликтор; перед ними раздвигали толпу, несли фаски и топоры.

(16) Каменный дождь, молнию, что-нибудь поразившую, рождение странных зверенышей вы считаете зловещими предзнаменованиями. Так вот оно – злое предзнаменование, которое не отвратить никакими жертвами, никакими молебствиями, а только кровью тех, кто дерзнул на подобное преступление.

28. (1) И вот, хотя всякое преступление безрасчетно, мне все же хотелось бы знать, в чем был замысел вашего безбожного злодеяния? На что вы рассчитывали? (2) Когда-то один легион был отправлен охранять Регий; солдаты перебили городскую знать и десять лет хозяйничали в богатом городе[894].

(3) За это преступление весь легион – четыре тысячи человек – был обезглавлен на римском форуме[895]. (4) А предводителем их был не умбриец Атрий (имя зловещее!), не то солдат, не то торговец при войске, а Деций Вибеллий, военный трибун, и они не объединились с врагами римского народа – с Пирром или самнитами и луканцами.

(5) Вы сговаривались с Индибилисом и Мандонием и собирались идти воевать вместе с ними. (6) Кампанцы думали, что они вечно будут жить в Капуе, отнятой ими у старых ее обитателей, этрусков; мамертинцы – в Мессане, в Сицилии; тот легион – в Регии, но никто из них не собирался тревожить войной ни римский народ, ни союзников римского народа.

(7) Или собираетесь вы поселиться в Сукроне? Да если бы я, полководец, замирив провинцию, уехал отсюда, оставив вас здесь, вам пришлось бы взывать и к богам и к людям – вам не было бы возврата к вашим женам и детям. (8) Вы, правда, выбросили из сердец ваших память и о них, и об отчизне, и обо мне; я хочу проследить, как дошли вы до вашего преступного решения, не вполне же безумного.