Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

Но рядовые, находящиеся под его командованием, не походили на сволочей. Раненые, отчаявшиеся, больные. Под касками он видел их лица, зеленоватые (дизентерия), желтоватые (гепатит) или заросшие (поди пойми почему, но недоедание вызывало усиленный рост щетины). Эти парни были всего лишь пушечным мясом, и ни один из них не вернется домой живым.

Оберст-лейтенант не знал в точности, где они находятся. Связь со штабом была потеряна. Карты противоречили друг другу. Что до их собственной способности определиться в пространстве… В конце концов их единственным ориентиром стали русские. Бивен был им почти признателен за то, что они неизменно оставались здесь, атаковали, умирали, воскресали. Советский враг был той единственной данностью, на которую они могли с уверенностью положиться.

В остальном… Одни только названия повергали их в смятение. Майкоп. Краснодар. Нальчик. Моздок… В то лето в Майкопе они одержали победу, но когда они уже решили, что нефтяные месторождения в их руках, скважины оказались уничтожены. Они продолжили двигаться вперед среди черных гор и варварских народов, а навстречу им шла зима.

Еще остались оптимисты, твердившие, что Германия будет владычествовать над всей Европой, от Франции до Волги и от арктического полярного круга в Норвегии до пустынь Северной Африки. Это верно. Тысячелетний рейх покорил невероятное жизненное пространство, достойное его притязаний, но некоторые знаки не могли обмануть. По полотну бежали трещины, они множились, и Бивен давно уже чуял запах поражения.

На севере, в Сталинграде, люди шестой немецкой армии увязли в рукопашных боях прямо на городских улицах, где им и предстояло сгинуть. Не без помощи зимы советские войска сомкнутся над ними, как льды Чудского озера над тевтонскими рыцарями в XIII веке.

Несмотря на дезинформацию — об этом запрещалось говорить, — все знали, что союзники открыли новый фронт в Северной Африке, в шести с лишним тысячах километров отсюда. Там тоже поражение было неминуемо. Снега России, пустыни Марокко… Против Германии выступали не только союзники, но и сама природа.

И потом, оставались еще они сами: первая и четвертая Panzerarmee (танковая армия), искатели черного золота, покорители нефтяных полей, затерявшиеся в пустоте. После летних побед осень засасывала их в ледяную грязь Кавказа. В начале ноября они взяли Нальчик, потом дошли до Владикавказа, последнего этапа перед тем, как двинуться на Грозный. Но русские опять дали им отпор, и теперь они остановились, рассеялись, впав в растерянность и нерешительность…

Приказы сверху всегда сводились к одному: вперед! Легко говорить, уткнувшись носом в карту и сидя в тепле Генерального штаба. А здесь, посреди незнакомых гор, в таком холоде, что камни трескаются, ничего невозможно было поделать. Даже русские больше не выходили на линию огня: они просто не мешали противнику сдохнуть от холода.

На Украине Бивен уже попадал в снежную бурю. Порывы ветра такие, что способны вырвать у вас винтовку из рук или вывернуть саму руку, если вы осмелитесь высунуть ее из-под шинели, чтобы прикурить сигарету. Но здесь, в этих горных проходах, было еще хуже. Ветер старался поднять в воздух орудия и перевернуть грузовики, столкнуть камни и вырвать с корнем деревья.

Бивен прохаживался между своими людьми. Над горными хребтами вроде бы с удвоенной силой возобновились бомбардировки, но он бы затруднился сказать, кто там кого утюжит. Дождь стекал с козырька его фуражки, черное небо тяжело нависало над ним, и оставались только эти далекие огни, огни смерти, чтобы напомнить ему, что они добрались до края надежды.

По правде говоря, все эти три года одна мысль — одно наваждение — не покидала его. Адлонские Дамы. Они нашли убийцу, что верно, то верно. Магда Заморски, цыганка с белыми волосами, и была Мраморным человеком. Они получили ее признание. Они узнали ее мотивы, образ действий, ее ярость. Они даже, того не желая, уничтожили ее.

Остались ее последние слова: «Вы ничего не поняли… Все дело в операции „Европа“…» Эти несколько слогов постоянно преследовали его. Что хотела сказать Магда? Нацисты всегда давали гротескные имена своим планам наступлений и военным стратегиям. План «Барбаросса». План «Синий вариант», он же план «Блау». Операция «Эдельвейс»… Но Бивен никогда не слышал об операции «Европа». Касалась ли она Франции? Скандинавии? Греции? Еще какой-нибудь страны? Или же речь шла о глобальном проекте?

Настоящий вопрос заключался в другом. Какая связь могла быть между военным маневром и смертью четырех — пяти, если считать Магду, — жительниц Берлина? Что-то не сходилось при такой разнице в масштабах. Явное несоответствие между исполненными мании величия планами Гитлера и убийством нескольких кандидаток на материнство.

За три года войны он чего только не навидался по части ужаса и боли — в этом смысле он обзавелся броней покрепче, чем у любого танка. Но эти слова по-прежнему не давали ему покоя, причиняя боль: операция «Европа»…

И вот вчера, удаляясь от Владикавказа, они случайно наткнулись на другой полк четвертой танковой армии. Офицеры договорились о совместных действиях, потом вместе поужинали — слишком громкое слово: снабжение больше не поступало.

Именно тогда, болтая с офицерами, когда они травили друг другу всякие истории, Бивен уловил неожиданную информацию. Сведения, которые позволяли ему даже здесь, в сердце великого небытия, вернуться к расследованию дела Адлонских Дам…

Наконец он заметил машину. Он запросил неприметный стандартный автомобиль — одну из тех военных лошадок, которые сотнями колесили по дорогам Кавказа или Украины. Заурядный «Фольксваген-82», он же «лоханка», цвета хаки, но так заляпанный грязью, что превратился в нечто неопределимое, между болотным коричневым и серым feldgrau[184]. Отлично.

Как он и приказал, сзади поставили канистры с горючим, а на пассажирском сиденье закрепили пулемет на специальной треноге. Он также потребовал уплотнить откидной верх и законопатить дверцы, чтобы морозный ветер не превратил его в ледяную статую еще до того, как он прибудет на место.

Из тени появился его адъютант:

— Оберст-лейтенант, все готово.

Для проформы Бивен проверил оси и самоблокирующийся дифференциал — эта приземистая колымага была лучшим, что могли придумать для сцепления с дорогой, даже когда эта дорога превращалась в грязную колею или вообще отсутствовала.

— Оберст-лейтенант…

— Что?

Ординарец был молодым рыжим парнем из Мюнхена с такой тонкой кожей, что можно было пересчитать все трещинки на его щеках.

— Если позволите заметить, это не ваша обязанность отвозить…

— Не беспокойся. Я отдал распоряжения. В мое отсутствие командование будет должным образом обеспечено.

Бивену все же пришлось прибегнуть к обману — якобы следовало передать сообщение другим частям. Он выберется из этого дерьма, причем даже не задумываясь, собирается ли вернуться. Конечно, дезертирство. Трус, как и все. Но у него по-прежнему имелось все то же оправдание: его расследование.