Похитители бриллиантов - Луи Анри Буссенар

– Эка невидаль! – беспечно ответил господин Б. – Привычка! В конце концов, пуля или дробь – разве не одно и то же?

«О черт! – подумали мы. – Если господин Б. не мистификатор, то он и впрямь уникальный стрелок!»

Господин С. улыбался как человек, уверенный в своей правоте, и на лице его читалось: «Вы еще не то увидите».

Поезд остановился, и нас быстро отвезли в открытом экипаже в дом нашего друга, а того ничуть не шокировала необыкновенная физиономия нашего спутника.

Когда на следующее утро под окнами раздались веселые звуки охотничьего рога, мы увидели во дворе нашего незнакомца. Сжимая в руках ножницы, он подстригал длинную шерсть на пальцах лап своего спаниеля, отчего тот был просто в восторге.

Завершив эту необычную процедуру, господин Б. методично смазал собаке салом все четыре лапы – как бравому вояке перед долгим переходом. Затем он занялся собственной персоной и натер облезлое лицо какой-то мазью, вскинул свой маленький карабин на плечо и присоединился к нам.

К нему приставили носильщика ягдташа.

– Да вы что, дорогой мой Д., – сказал он нашему хозяину, – возможно ли, чтобы этот бедный малыш следовал за мной и взваливал на себя всю добычу?.. Нет уж, дружок, возьми эти сто су и, если любишь охоту, наблюдай издали.

– Спасибо, месье, – произнес мальчишка.

Наша компания скоро достигла огромного свекольного поля, и у его кромки Том немедленно сделал горделивую стойку.

Его хозяин уверенным движением опустил ствол своего карабина в левую ладонь, в то время как правая сжала спусковой крючок. Он двинулся вперед медленными, но твердыми шагами, как человек, уверенный в своих действиях.

И тут буквально в десяти шагах из зарослей выскочил великолепный заяц… Прижав уши, съежившись, он летел, как луч света. Мы во все глаза глядели на этого человека, задумавшего трюк невероятной ловкости. Он дал зайцу уйти на тридцать метров, все время держа его на прицеле…

Оружие слегка ударило его в плечо… Раздался слабый звук выстрела. Заяц перекувырнулся в воздухе… и еще трепыхался, когда Том положил его к ногам своего хозяина.

Это было изумительное начало, и любой охотник поймет наше смятение, которое с той минуты лишь возрастало. Целое утро только и слышалось тявканье маленького карабина, и было в диковинку видеть, как полнится и переполняется через край безразмерный ягдташ мистического охотника. Наше уважение к этому человеку выросло до немыслимых размеров.

С. ликовал:

– Я же говорил вам, Б. – уникум! Ну? Каков глазомер! Какая выносливость!..

Когда мы собрались под Круглым дубом, великолепным деревом, ровесником друидов, на счету господина Б. было сорок куропаток, восемь зайцев, пять кроликов – убитых пулей! Я не мог вспомнить ничего подобного.

Как жаль, что такой человек был столь ужасно изуродован болезнью! Его единодушно избрали королем охоты, и это было справедливо. Ни одного монарха не приветствовали с такой радостью.

Внезапно звон стаканов и застольные тосты были заглушены ужасными криками.

«Бешеная собака! Бешеная собака!» – вопили перепуганные крестьяне. Мы схватились за ружья. Показался взбесившийся пес. Огромный зверь, с глазами, налитыми кровью, свисающим языком и глоткой, полной пены, врезался в кучу наших испуганных животных, затем рванулся прямо к нам.

Залп ружейных выстрелов встретил его словно огонь целого взвода. Белая шерсть едва окрасилась кровью. Что могли сделать против огромного сторожевого пса наши патроны номер семь?

Мы машинально глянули на господина Б. Тот вынул из кармана тиковых брюк заряд и хладнокровно вставил его в патронник своего ружья. Животное было в каких-то пятнадцати шагах от него. Оно неслось с сумасшедшей скоростью.

Легкое облачко дыма окутало ствол карабина… Собака опрокинулась на спину и еще перебирала в воздухе четырьмя лапами, а мозги ее уже разлетелись по сторонам и смешались с дорожной пылью.

Грянули неистовые крики «браво!».

– Бог ты мой, ну господа, – произнес, немного смутившись, герой этой овации. – Право же, не стоит, из-за какой-то несчастной бешеной собаки…

– Это как же «не стоит»?!

– Да ну, вы удивляетесь самым простым вещам. А я проделывал и не такое, на берегах Танганьики с Генри Стэнли или в джунглях с моим другом Хармоджингом, раджей Атколара. Тогда я был здоров, а сейчас еще слаб после болезни, поэтому вынужден забавляться с этой игрушкой, – сказал он, показывая на свой маленький карабин «Флетчер & Моррис».

– Но, мне кажется, для этой «игрушки» вы нашли более чем достойное применение.

– Эка невидаль! Другое дело – мой добрый карабин «Девим», двустволка четвертого калибра с парой пуль нашего друга Пертюизе. С ним я без смущения пошел бы на тигра или слона. Как-то раз я даже сделал двойной выстрел. Я выглядел просто песчинкой между этими двумя горами мяса… Но сегодня я наполовину мертвец. И все из-за несчастного солнечного удара! И где? Во Франции, при каких-то тридцати пяти градусах в тени!

– Какого солнечного удара? – вскричали мы в один голос.

– Да просто. Уже два месяца я живу в Буживале. После полудня устраиваю сиесту. Три недели назад я заснул в моем садике в тени смоковницы. Солнце вышло из-за дерева, и лицо мое оказалось под его лучами. Два дня спустя у меня была тяжесть в голове, лихорадка, а затем ужасное рожистое воспаление поразило мое лицо и довело до состояния, в котором вы меня видите. Голова моя будет безволосой еще месяца три, после чего я стану таким же, каким был до этого, то есть куда более презентабельным.

– Вы слишком скромны, – завершил С. – Вы будете просто красавцем, как раньше, и всегда одним из первейших стрелков в мире.

Как обеспечить город Питивье высококачественным газом

(«Письмо крестьянина» № 34 от 18 июля 1903 года)

Господин главный газетчик!

А не поведать ли мне вам один занятный и преуморительный случай, произошедший на днях в нашем славном городе Пювье?

Как вы знаете, давно уже фонарный газ у нас совсем никудышный, словно делают его из тех самых газов, что в изобилии веют в известных закутках, простецких или роскошных, где мы встаем на корточки или удобно усаживаемся.

Господин Кошри, человек поистине щедрый, если это ему ничего не стоит, охотно раздает советы, лишь бы не просили денег. И когда мэр наш, господин Тома, пожаловался ему, что освещение в городе совершенно ни к черту, зато сто́ит прилично, господин Кошри ему ответил:

– Да что вы такое говорите, мой дорогой мэр, что вы говорите! Да я мигом выведу вас из затруднения и устрою вам свет высочайшего класса, настоящее солнце, и вы будете озабочены лишь тем,