По волнам жизни. Том 1 - Всеволод Стратонов

Он стоял всегда в стороне от дворцовых интриг, почему, не в пример своим коллегам по совету, не имел достаточного влияния.

Во время большевизма В. Н. Осецкий случайно оказался на Северном Кавказе в тот момент, когда большевики, разгромленные отрядом Деникина, панически убегали к Царицыну. Им попался на глаза Осецкий и был без всякой причины расстрелян.

Наиболее кричащей фигурой в совете был Николай Федорович Джунковский. Невысокого роста, длинная шея с небольшой, но вертлявой головой. Так и говорили:

— Тот, что вертит головой…

Н. Ф. был братом известного московского губернатора, а позже товарища министра В. Ф. Джунковского, получившего особую известность после того, как он слетел за выступление против Распутина. До службы в совете наместника Н. Ф. Джунковский был управляющим Курской казенной палатой.

Человек исключительного властолюбия, Джунковский сначала колебался относительно верного пути, но потом нашел, что лучше иметь Петерсона союзником, чем конкурентом. Обхаживание супругов Петерсонов, брудершафт с ним, ряд мелких любезностей — сделали его близким человеком в семье, а в службе — эхом Петерсона. Для последнего это было удобно, и поддержка была обоюдная.

Тогда Джунковский начал завоевывать себе власть. Прямой путь не годился, так как члены совета, собственно, в управлении не участвовали. Надо было лавировать. Джунковский, объявивши себя специалистом по земским делам, предложил свои услуги для помощи Петерсону. Последний не любил лишнего труда, и земские дела были переданы Джунковскому. Но вскоре Джунковский стал просить для помощи чиновников; дали. Заявляет:

— У меня есть земские дела, есть чиновники; в канцелярии земских дел почти не осталось… Следовательно, лучше всего дать в мое управление все земское отделение.

Передали[493].

Через некоторое время таким же путем к нему перешло хозяйственное, а затем и торгово-промышленное отделения. Так, вразрез с законом, была создана явочным порядком третья канцелярия наместника. Джунковский потребовал для нее особого помещения; получил. Теперь, по роли директора третьей канцелярии, он стал домогаться непосредственных докладов у наместника и достиг этого. Петерсон охотно уступил ему часть бремени власти, так как сам прибрал к своим рукам полицейский отдел наместничества, после удаления генерала Ширинкина.

Чиновники, непосредственно подчиненные Джунковскому, были им довольны, так как он всячески их поддерживал, особенно материально. Но людей независимых он не терпел. Так было, например, с управляющим казенной палатой В. Ф. Островским.

В начале 1910 года Островский передал в редактировавшуюся тогда мною газету «Кавказ»[494] свою статью по какому-то финансовому вопросу, подписав ее В. О.[495] Я статью напечатал. Впоследствии оказалось, что в ней проводится мысль, не согласная со взглядами Джунковского.

Меня вызывает в кабинет Петерсон; там сидит и Джунковский. Оба набрасываются на меня:

— Кто, Всеволод Викторович, напечатал у вас эту статью?

— Это редакционная тайна, и открыть ее я не могу. А за статью отвечаю я как редактор!

— Ну, — говорит Джунковский, — все равно. Я догадываюсь, что ее напечатал не кто другой, как Островский. Но вы-то как могли позволить себе ее напечатать, когда она идет вразрез с тем, что я докладывал наместнику?

— А вы-то почему же не поставили меня в известность о том, что вы докладываете наместнику? Откуда я знаю, что говорится с глазу на глаз!

Джунковский принимает грозный вид:

— А вот — смотрите: я сейчас поеду и доложу обо всем этом наместнику!

Я вспылил.

— Что я вам, гимназист, что ли, что вы меня пугаете? Сделайте одолжение, поезжайте хоть сию минуту. Пожалуйста!

Не прощаясь, ухожу в свой кабинет.

Минут через десять оба приходят ко мне. Петерсон примирительно говорит:

— Вы оба, господа, неправы. Не стоит из‐за этого затевать ссору.

Джунковский заигрывающе улыбается. Он всегда так улыбался, когда получал отпор. Однако с Островским у него отношения после этого совсем испортились.

Джунковский выпросил себе придворное звание и стал щеголять в мундире егермейстера. С этим мундиром, с золотыми жгутами на плечах, он более не расставался.

Среди сослуживцев Джунковский пользовался общей нелюбовью, кроме только Петерсона. Он это чувствовал и, чтобы усилить свою позицию, стал перетягивать на Кавказ из Курской казенной палаты «своих людей», преимущественно из податных инспекторов. Мало-помалу здесь оказалась целая плеяда курян: Агуров, Лесняк, Келарев и др. Их быстро тянули наверх.

Так, систематически и постепенно, Джунковский добился и власти, и влияния на Кавказе. Но он не предусмотрел одного — слабого своего здоровья. Видимо, у него развивался туберкулез. Года через два по отъезде с Кавказа я прочитал в газетах об его смерти[496].

Граф И. И. Воронцов-Дашков

Впечатление граф Илларион Иванович производил самое обаятельное. Он был счастливейше одарен природою и внешне. Взгляд и приветливая улыбка — очаровывали, приобретали ему почитателей. Прямо — олицетворенная доброта, да и благородство.

Под счастливою внешностью скрывались, однако, менее симпатичные черты, выработавшиеся наследственной службою при царском дворе.

Конечно, Воронцов-Дашков был не тем, чем казался. Странное дело, хотя он был личным другом Александра III, но характером более напоминал его сына Николая II. Прекрасно собою владевший, всегда ровный — только в исключительных и весьма редких случаях повышавший свой тон — И. И. был, в сущности, ко всем глубоко равнодушен, кроме, быть может, близких ему по семье.

В жизненной карьере он достиг всего, чего можно было достичь некоронованному лицу. Впрочем, роль кавказского наместника была близка к роли конституционного монарха… Воронцов-Дашков был чрезвычайно богат. Близкие к нему люди его доходы исчисляли приблизительно миллионом рублей в год. Однако щедрым Воронцов-Дашков не был. Правда, причитающееся ему по должности наместника жалованье, несколько десятков тысяч рублей в год, он жертвовал, как это делалось им еще и раньше по роли министра императорского двора, в пользу бедных служащих этого министерства. Но на Кавказе личной его благотворительности почти не было. Конечно, как наместник, граф жертвовал на благотворительные цели часто и много. Но мы-то, свои по службе люди, знали, что эта благотворительность совершается не из личных средств Воронцова-Дашкова, а из казенных сумм, находившихся в его бесконтрольном распоряжении, так называемого экстраординарного кредита. Эти средства ассигновывались каждый год наместнику в сумме 200 000 рублей. Их, однако, не хватало, и во второй половине года испрашивались и получались дополнительные ассигнования из особого кредита в десять миллионов рублей, находившегося в личном распоряжении государя.