Упадок и разрушение Британской империи 1781-1997 - Пирс Брендон

Однако атакующие, понимая, что у них все получилось «поразительно и прекрасно»[1689], радовались и испытывали восторг от незнакомого чувства победы. Казалось, что даже раненые пребывают в эйфории. Один солдат, которому отстрелили обе ноги, пытался тащить себя вперед при помощи винтовки: «Можно было подумать, что он сидит в каноэ и пытается грести винтовкой, будто веслом»[1690].

Через два часа первые канадцы поднялись на гребень горной гряды Вими-Ридж, потом за ними последовали бригады поддержки. В середине утра сами небеса засветились, словно бы празднуя их триумф, потому что внезапно небо очистилось и солнце осветило разгромленную местность, утыканную воронками, словно оспинами. Группы солдат стояли, наслаждаясь панорамой, офицеры размахивали своими тросточками, а противник тем временем подал сигнал к отступлению.

Возбуждение казалось ощутимым. «На несколько минут артиллерийский огонь почти прекратился с обеих сторон. Наступила полная тишина, словно мы все попади в какую-то страну чудес, — писал один из свидетелей. — Казалось, что сама битва затаила дыхание»[1691].

После передышки канадцы закрепились на гряде с помощью новых газометов Ливенса, которые могли выстреливать пятидесятифунтовыми барабанами с ипритом на расстояние до полумили. Но танки были очень громоздкими, а кавалерия слишком уязвимой, чтобы добиться прорыва. В долине Арраса немцы снова укрепились, опять положение показалось безвыходным. Однако во время атаки было захвачено больше орудий, пленных и территории, чем во время любого другого британского наступления на Западном фронте. Канадские добровольцы — старатели из Клондайка, скотоводы из Альберты, фермеры, выращивающие пшеницу в Саскачеване, магазинные клерки из Манитобы, бизнесмены из Онтарио, разнорабочие из Квебека, лесорубы, сталепрокатчики и рыбаки из приморских провинций, — показали себя равными любым солдатам, сражавшимся за союзников. На самом деле, как говорил Ллойд-Джордж, оставшуюся часть войны они использовались, как «штурмовые войска, чтобы возглавить атаку в одном великом сражении за другим»[1692].

Они оставались вместе (несмотря на попытки Хейга использовать канадский корпус по частям) под командованием канадца — сэра Артура Кури. Он был неуклюжим, нескладным и некрасивым, а также не пользовался популярностью. Однажды он приветствовал выживших из пострадавшего подразделения словами: «Вот такими я люблю вас видеть — все в грязи и крови»[1693].

Но Кури бережно относился к их жизням и вел к успеху. Канадские достижения превратили Бордена из удаленного вспомогательного лица, который полагался на газеты для получения информации о войне, в полноценного союзника, имеющего место в имперской военном кабинете. Этот орган признал принцип, который Борден сформулировал в 1917 г.: доминионы являлись «автономными нациями имперского Содружества». Это крайне важная перемена в статусе и названии отражала путь, на который встала Канада, как и другие доминионы — «путь полностью самостоятельного государства»[1694].

Клише Бордена повторялось во многих формах, потому что суммировало общую точку зрения. Уже в 1915 г. канадцы могли слышать «новую песню рождения в честь своей страны, наполняющую небо»[1695]. Через год кузен Бурассы, капитан Толбот Папино, осудил его за его антиимпериалистические взгляды и сказал: «Истинный националист почувствовал бы, что в агонии потерь в Бельгии и Франции Канада испытывает родовые муки рождения единой нации»[1696].

Одна англичанка, посетившая Оттаву, обратила внимание на презрение, испытываемое местными жителями к «этим ужасным янки», которых интересовала только прибыль от войны. Она сделала вывод, что «канадцы более духовны и, как к большинству из нас, духовность приходит к ним через страдания»[1697].

Художник А.Дж. Джексон сказал в 1919 г.: «Мы больше не робкие и униженные жители колоний. Мы создали армии…»[1698]

Так Канада утвердилась во время процесса установления мира. Гибель каждого десятого из ее армии дала шестьдесят тысяч причин, объясняющих, почему аргументы Бордена должны победить.

Канада стала суверенным членом Лиги Наций, что поддержал Борден, хотя и считал абсолютно непрактичным[1699]. Страна стала самостоятельно вести свою международную политику— в частности, отказалась помогать в дальнейшей конфронтации с Турцией в 1922 г., несмотря на обращение Ллойд-Джорджа.

Поскольку Великобритания из-за войны обеднела, Канада стала стремиться к более тесному сотрудничеству с США, которые покупали в десять раз больше ее экспорта, чем метрополия.

Потрясение в самых важных аспектах стало «модернизирующим опытом»[1700]. Канада отказалась от наследственных титулов для своих граждан, стремилась определять свою судьбу как дома, так и за рубежом. Эта попытка осложнялась, но и стимулировалась французским компонентом.

Мемориалы доминиона принявшим славную гибель наиболее красноречиво говорили о том, что стало ее войной за независимость. На горной гряде Вими стоят два больших столба, сделанных из мрамора, добытого в карьере в Далмации. Этот же мрамор использовал император Диоклетиан для строительства одного из своих дворцов. Столбы символизировали Францию и Канаду, союзников по оружию, партнеров в печали и равных по статусу. Монумент в Оттаве — двадцать два бронзовых солдата. Эта группа спроектирована как воплощение нации, проходящей под триумфальной аркой. Монумент представляет смерть, поглощаемую победой, индивидуальную жертву, которая дала искупление и освободила весь народ.

Основной военный мемориал Дублина резко контрастировал с канадскими монументами и стал символом национальной амнезии. Изначально памятник 49 400 ирландцам, убитым во время Первой Мировой войны, должен был строиться на площади Меррион в центре города. Но в 1923 г. правительство недавно появившегося Свободного Ирландского Государства отвергло это место. Иначе памятник стал бы слишком ярким напоминанием о войне, которая велась за Британскую империю.