Поединок соперниц - Симона Вилар

Несколько дней я не имела о графе и графине Норфолкских никаких известий. Потом Эдгар приехал — как раз в канун дня святой Хильды [110]. Я еще издали увидела, как он мчится по насыпи дамбы к Тауэр-Вейк, и тут же поспешила вниз по внутренней каменной лестнице.

Увидев меня, Эдгар так и кинулся, легкий, радостный, стремительный, а я вмиг стала все той же послушницей, шаловливой, страстной, целовала его, запуская пальцы в шелковистые завитки его волос. Краем глаза я заметила, как появившийся в дверях Утрэд ухмыльнулся в усы и вышел, по пути прихватив за ухо мальчика-служку, глазевшего на нас разинув рот.

Наконец я решила спросить, как обстоят дела с Бэртрадой.

— Не думай о ней, — беспечно ответил Эдгар, сдувая с моего лица выбившиеся из-под покрывала пряди. — Она уехала, и Бог ей судья.

— Уехала? Так скоро? Куда?

— Мои люди проводили ее до границы графства. Должно быть, отправилась оросить слезами сутану преподобного Ансельма. Или навестить своего любовника Гуго Бигода.

— Любовника? Прежде ты никогда не называл их любовниками.

На какой-то миг показалось, будто что-то темное, гневное промелькнуло в глазах Эдгара. Но он тут же улыбнулся и шутливо заметил, что не обязан следить, с кем путается его бывшая жена. Уж и не знаю, что произошло между ними, но Эдгар держался так, словно все, имеющее отношение к Бэртраде, уже в прошлом. Дай-то Бог!

Не желая больше поминать Бэртраду, я засыпала Эдгара вопросами о Милдрэд и делах в Гронвуде, а сама поведала о здешних новостях, сообщив между делом, что завтра собираюсь посетить обитель Святой Хильды, помолиться в тамошней часовне и повидаться с Отилией. Я уже отправила ей весточку с нарочным, и она ждет меня.

Эдгар не слишком обрадовался этой новости.

— Как же так? Я ехал сюда, надеясь увезти тебя с собой. Гронвуд без хозяйки опустел, да и Милдрэд грустит.

У меня сжалось сердце. Милдрэд, моя маленькая непоседа… Но ведь она с Кларой, и жена Пенды привязалась к ней как к родной. Кто бы мог подумать, что эта ветреная особа окажется такой прекрасной нянькой? Должно быть, это потому, что у нее пока нет своих детей.

Пришлось сказать Эдгару, что вряд ли я поеду в Гронвуд вместе с ним — тем более что уже завтра он должен отбыть в Норидж, чтобы сопровождать партию лошадей, купленную тамплиерами. Для Эдгара это важная сделка, но и он должен понять, что для меня не менее важно встретиться с сестрами из обители Святой Хильды в день поминовения сей великомученицы.

В конце концов мы решили, что Эдгар переночует в Тауэр-Вейк, завтра поспешит в Норидж, а я отправлюсь в монастырь. И как только он покончит с делами, то тут же заедет за мной в обитель.

Об этом и многом другом мы проговорили, сидя в зале башни, едва не до сумерек. Мы не виделись совсем недолго, но никак не могли насытиться обществом друг друга. Когда стало смеркаться, Труда велела подавать трапезу.

После того как я назначила ее мужа Цедрика управляющим в Тауэр-Вейк, Труда вновь расцвела. Ходила с важностью, одевалась в дорогие ткани, и даже ее чрезмерная полнота пошла на убыль. И едва я появилась в старой башне, как она все уши мне прожужжала разговорами о том, что не худо было бы пристроить ее дочь Эйвоту в Гронвуде.

И совершенно напрасно. Я любила Эйвоту, но предпочитала держать ее поближе к супругу. В многолюдном Гронвуде кокетливую саксонку подстерегало бы чересчур много соблазнов. Даже Клара угомонилась, став женой Пенды, но когда в замок приезжал Саймон, с ней начинало твориться неладное — она нервничала, наряжалась, роняла посуду и становилась на диво рассеянной.

К своему удивлению, я заметила Саймона среди людей, сопровождавших Эдгара. В последнее время отношения с этим французом у меня разладились. Не так давно я потребовала, чтобы он женился на обесчещенной им девушке, но каменщик ответил столь насмешливо и непристойно, что я стала игнорировать его. Сейчас же спросила, зачем Эдгар взял с собой Саймона, и он пояснил, что решил увезти мастера из Гронвуда, чтобы не смущать Клару и не выводить из себя Пенду. А Саймон сам напросился — тут, видите ли, некая местная девица родила ему сына, и он не прочь взглянуть на ребенка. У этого ловкого парня бастарды по всему графству.

Итак, мы сидели в башне, отдавая должное стряпне Труды, и Цедрик расспрашивал Эдгара о событиях в Нормандии.

Мне было любопытно наблюдать за мирно беседовавшими ривом и графом Норфолкским. В богатых нормандских усадьбах никогда не наблюдалось такой простоты в общении, но у нас, саксов, еще сохранилась эта патриархальная терпимость к слугам. По поводу грядущего военного столкновения Эдгар заметил, что хотя войска с обеих сторон готовы и граф Анжу уже намеревался выступить, неожиданное недомогание Матильды заставило его повременить. Матильда в тягости, и беременность протекает у нее столь тяжело, что Жоффруа предпочел остаться рядом с женой. Король же, узнав о нездоровье дочери, также не спешит нанести удар и развлекает своих вассалов охотами близ Руана.

О войнах и политике мужчины могут говорить бесконечно. Поэтому я отправилась к себе, чтобы прочесть привезенное Эдгаром письмо от Риган — то есть сестры Бенедикты. Она всегда писала живо и ярко, поэтому я, никогда не бывавшая в Шропшире, была неплохо осведомлена о том, как обстоят дела в этом графстве. Риган уже была старшей монахиней, а теперь сообщала, что вскоре может стать помощницей приорессы. Эдгар порой посмеивался, что не будет ничего удивительного, если вдова его брата через год-другой сама станет настоятельницей, а там, глядишь, и святой.

Но из этого письма я узнала, что у Риган началась полоса неприятностей, связанных с появлением в Шрусбери ее брата Гая. Она с ним не виделась, но ей стало известно, что Гай попытался вступить во владение родовыми манорами. Однако аббат — попечитель этих земель, воспротивился этому, зная, что Гай не в чести у короля. Аббат направил в эти маноры своих людей с приказом схватить объявившегося наследника, и Гаю пришлось укрыться в пограничном со Шропширом Уэльсе, где всегда принимают английских беглецов. Там он собрал отряд лихих парней и повел с аббатом настоящую войну за свои владения, что тотчас отразилось на сестре Бенедикте, которую аббат объявил едва ли не подстрекательницей.

О Гае я читала с волнением. Я искренне привязалась к этому рыцарю, спасшему нам с Эдгаром жизнь. Это был удивительный характер — полный энергии, безудержный в чувствах и безрассудно смелый. Порой мне приходило в голову, что если бы мое сердце не принадлежало Эдгару, то и я могла бы влюбиться в Гая — бродягу и неудачника, как влюблялись в него многие молодые дамы и девушки.

От этих нескромных мыслей дитя в моем чреве, словно осуждая мать, беспокойно задвигалось. Этот бойкий и живой младенец иной раз вытворял такое, что я не могла ни присесть, ни прилечь. Но я была бесконечно благодарна Господу за то, что он послал это дитя. После всего, что нам пришлось пережить, это было знаком свыше, что я поступаю верно, оставаясь с Эдгаром. И больше всего я хотела подарить своему возлюбленному сына. Эдгар боготворил Милдрэд, и я не сомневалась, что его любовь не уменьшится с появлением второго ребенка, но я знала, как он хочет, чтобы родился тот, кто продолжит род Армстронгов.