Седой Кавказ - Канта Хамзатович Ибрагимов

– Пол-ла! – простонал он, в страсти подминая.

… От резкого звонка Арзо вскочил, не мог понять что-где зве-нит, и вообще – где он. С трудом угомонил старый будильник, что стоял на стуле, прямо у подушки. На том же стуле его вещи; вычи-щены, отутюжены, аккуратно повешены.

– Полла! – крикнул он в страхе. – Полла! – еще громче.

Самбиев резко вскочил, несмотря на полную наготу, о что-то спотыкаясь, бросился в кухню, потом в ванную… Никого. Он вернул-ся, и только теперь заметил, что споткнулся о свои же до блеска на-дранные туфли, возле которых лежал ровно свернутый листок. С ще-мящей тревогой он поднял его.

«Дорогой Арзо!

Впервые пишу тебе «дорогой», потому что действительно до-рог, и в данный момент как бы являюсь законной избранницей.

Ты спрашивал меня, зачем я это делаю? Я и сама себя об этом спрашиваю… Просто я не думала, что ты наберешься наглости и приедешь, после того, как помолвлен с другой девушкой, и не только помолвлен, но и по твоим словам, у вас «далеко все зашло». Но раз ты приехал, то я от своих слов не отрекаюсь, в отличие от некоторых мужчин.

Я всегда знала, что ты на мне не женишься. Что бы ты не гово-рил, в самый последний момент, ты бы от меня отрекся – как от же-ро, тем более – Докуевской жеро. Однако ты меня любил, страстно желал, и мне бывало всегда стыдно и обидно, что ты каждый раз при встрече, мельком смотрел в лицо, а потом нахально впивался ниже, и мог говорить что угодно, глядя только туда. Мне стыдно, но спрошу – не разочаровался? Судя по реакции – нет. Но больше этого не бу-дет. Я удовлетворила твое любопытство, твою страсть, исполнилось то, о чем ты мечтал. А мечтал ты только об этом, о втором варианте, чтобы я была твоя любовница, а жена должна быть из богатой семьи, и чтоб отец у нее был достойный, уважаемый, высокочинный!

А кто такая студентка Полла из нищей семьи?

Не будь я таковой – тронул бы меня хоть пальцем подонок До-куев? Нет! Не посмел бы! А он знал, что я беззащитна, обломал судь-бу. И ты мной брезгуешь. Любишь, но по-своему, это вожделение, неудовлетворенная страсть, просто похоть. Я думаю после этой встречи тебе станет значительно легче, и все по отношению ко мне пройдет.

Тем не менее я тебе, дорогой Арзо, искренне благодарна! Ты меня не раз выручал, буквально спасал, даже от голода. Скажу чест-но, если бы не твоя помощь, я, быть не может, и не смогла бы здесь учиться. Так что считай, что этой ночью я в какой-то степени с тобой рассчиталась. Позорно? Не думаю. Прежде чем вешать ярлык на дру-гого или другую, надо посмотреть «в зеркало», поискать «бревно» в своем глазу. Некоторые мысли грешнее действий. А если до конца быть честной, то я тоже желала… Разумеется, не в такой форме, но раз нет других…

Арзо! Говорят, от любви до ненависти – один шаг. Неправда. От настоящей любви к ненависти не переходят. Мне скрывать теперь нечего: я тебя любила, люблю, а впредь постараюсь разлюбить. Но ненависти нет и быть не может.

Я прошу, прости меня за все, не суди! А я тебя ни в чем не ви-ню! Абсолютно уверена, что ты свою будущую жену не любишь, и не будешь любить, да и никого ты не любишь, любишь только себя. У тебя другие помыслы в жизни, ты много достигнешь, птицу по поле-ту видно, а женщины – это так.

Спасибо тебе за все и за эту упоительно-сказочную ночь!

А теперь конец. Как условились – напиши два слова о йитар и оставь на столе, бабуля мне передаст, чеченского не поймет.

Арзо! Запомни! Впредь, любой контакт со мной для тебя за-прещен. Если ты преступишь это – я посчитаю тебя не мужчиной, и скажу это тебе в лицо.

Давай простим друг друга за все!

Бабуля явится в 10.00. Дверь захлопни.

Прощай! Будь счастлив! Береги себя!

18.04.87 г. Байтемирова Полла».

Прочитав послание, Арзо быстро оделся, ринулся на автобус-ную остановку, мечтая поймать Поллу, потом помчался на такси к общежитию, он думал, что если поймает ее до входа в общежитие, то может сослаться, что еще не читал письмо. Однако он не успел. Еще час простоял он у входа, желая войти и страшась «стать не мужчи-ной». Потом устал, просто ноги подкашивались от бессилия. Ему все надоело, опротивело. Он познал возлюбленную, и теперь в нем воз-никло отвращение, презрение, отторжение ко всем женщинам мира. Он хотел только домой, в Ники-Хита, к маме! А там спать, спать, спать…

В Минеральных Водах, пересаживаясь из одного автобуса в другой, он вспомнил, что не написал о йитар, от этого расстроился, даже подумал вернуться, но сон и леность одолевали его, и он, ре-шив, что пошлет письмом, спокойно стал погружаться в желанный сон, и тут последние мысли:

«А может, Полла увлекается этим делом? Уж больно хороша!… Даже прибарахлилась: новые костюм, туфли напялила! А разукраси-лась как! А как искусна: просто опыт. А что ей терять? На то и же-ро… Да-а-а. Все они твари!»

От этих выводов чуть не пропал сон, но он отогнал их, теперь это его не интересовало, и под убаюкивающее покачивание мягкого автобуса он беззаботно предался сну.

* * *

Свадьба, по велению Мархи, состоялась в начале мая. В отли-чие от Ясуевых, Букаев потребовал соблюдения всех чеченских тра-диций. Однако было и новшество, придуманное чеченской элитой. Обычно в доме невесты не происходит никакого церемониала, все должно быть тихо, даже скрыто; дочь уходит в чужой дом, она долж-на принять все правила и обычаи нового очага, должна отказаться от норм и традиций родного дома и вить новое гнездо в строгом соот-ветствии с заведенным под мужниной крышей законом.

Но ныне у знати иное в моде. В доме невесты тоже торжество: накрыты столы; играет ансамбль народных инструментов, приглаше-ны популярные артисты. Молодые и не очень, разнаряженные люди вьются вокруг элитного обкомовского дома. Те, кто поважнее, захо-дят в квартиру Букаевых, поздравляют их. Если они стоят того, то гостей приглашают за стол; а раз по рангу выше Букаева только не-сколько человек в республике, то и сиденья пустуют. Правда, ста-рейшины рода на строго почетных местах: в этом Букаев консервати-вен, в отличие от Ясуева имеет партийный иммунитет – заслужил службой в Афганистане, да и не только