Лорды Белого Замка - Элизабет Чедвик (Англия)

– Сейчас мы с Иоанном заключили перемирие.

– И как долго оно будет продолжаться? Пока под копытами твоего боевого коня не прорастет весенняя трава, чтобы ты снова смог отправиться на войну?

– Если Иоанн станет честно соблюдать хартию, для войны не будет ни малейшего повода.

– А то я тебя не знаю! Ты все равно найдешь повод. И не пытайся морочить мне голову.

Он вдруг резко отставил бокал:

– Хватит! Я долго ехал, очень устал и меньше всего склонен сейчас вести дискуссии. Мод, я приехал, чтобы попросить тебя вернуться со мной в Уиттингтон. Без тебя в нем нет души.

– А если я скажу «нет»? Что тогда?

Фульк запустил руки себе в волосы, и Мод с болью заметила в их черной массе блестящие серебристые пряди.

– Ну, можно, конечно, закинуть тебя на вьючную лошадь, как мешок с капустой, и силой отвезти домой. Но есть ли в этом смысл? Скорее всего, ты вновь сбежишь при первой возможности или ткнешь меня кинжалом под ребра, пока я буду спать. Я прекрасно понимаю, что, как прежде, у нас уже не будет – ты сама сказала, что мы изменились, но… – Он мрачно глянул на жену, подыскивая нужные слова. – Но я хочу, чтобы мы становились другими вместе.

Мод начала потихоньку оттаивать, однако не сдавалась.

– Но ведь ты все равно поедешь воевать с Иоанном, – сказала она.

– Этого нельзя изменить: вернешься ты в Уиттингтон или останешься здесь, я в любом случае стану бороться за справедливость. Но, Мод, без тебя мне будет очень тяжело! – Он развел руками. – Кто еще поможет мне стоять обе ими ногами на земле? Кто вовремя даст мне нагоняй? Кто будет принимать меня таким, какой я есть?

Мод прищурилась:

– Если бы Жан де Рампень не жил сейчас в Ирландии со своей стервой-женой, я бы подумала, что ты брал у него уроки.

– Это мои собственные слова, клянусь тебе! – горячо воскликнул Фульк. И лукаво прибавил: – Хотя, положа руку на сердце, и сам не понимаю, откуда они взялись. Всю дорогу до Эдлингтона я тешил свой гнев, повторял одно и то же, вознамерившись твердить тебе о долге и обязательствах.

– Правда? – колко сказала она. – Что ж, по-моему, ты высказал все, что хотел.

– И ты тоже, так что дальнейший спор становится бессмысленным.

Мод скрестила руки на груди, но не из желания защититься, а для утверждения своей правоты.

– Хорошо, – кивнула она, – я вернусь, но ты должен пообещать мне одну вещь.

Фульк тревожно вгляделся в ее лицо:

– Какую?

– Если ты поедешь на очередной турнир, то обязательно возьмешь меня с собой.

– Я всегда носил знак твоей благосклонности, ты же знаешь. У меня до сих пор с собой та лента для волос, которую ты дала мне много лет назад. – Фульк похлопал по своему кошелю.

– Я хочу перед поединком сама привязать ее тебе на копье. Больше не желаю быть соломенной вдовой. Это мое последнее слово! Ты должен пообещать…

Мод отступила, когда муж сделал шаг ей навстречу.

А Фульк расстегнул кошель и достал кусочек зеленой ленты. Она уже выцвела, серебро потускнело, но местами еще сверкало.

– Клянусь! – сказал он. – А теперь свяжи нас.

Мод забрала у мужа ленту и осторожно перевязала их сплетенные пальцы, свои – красные от соли, и его – загрубевшие от меча и поводьев. Их плоть соприкоснулась, ледяная от царившего в комнате холода, но в крови обоих уже вовсю кипел жар. Свободной рукой Фульк обнял жену за талию, а она в ответ обняла его за шею. Он назвал Мод по имени, крепче сжав ей руку.

Их губы встретились: сперва нежно, потом – страстно. Изголодавшаяся после долгой разлуки, распаленная прикосновением Фулька, Мод была охвачена такой лихорадкой желания, что у нее подгибались колени. По неровному дыханию мужа она понимала, что и он чувствует то же самое. Какие бы ни случались между ними ссоры и размолвки, сейчас они были словно одно целое. Это было поле боя и место заключения перемирия, где противники сдавались и партнеры заявляли свои права, поле страсти и любви.

Позже, лежа на полу, она аккуратно распутала турнирную ленту, связывавшую их пальцы, и нежно провела тканью по его прикрытым векам. Фульк улыбнулся в ответ. Не открывая глаз, поймал державшую ленту руку и поцеловал ладонь.

Со двора послышался лай подбегающих собак, и вскоре раздались детские голоса, приглушенные бревенчатыми стенами и крепко запертыми ставнями.

Мод села.

– Это, наверное, наши сыновья вернулись с верховой прогулки, – сказала она. – Лучше мы встретим их, чем они застанут нас тут.

– А что в этом такого? – Фульк потянул ее обратно на пол, покрывая поцелуями. – Мальчики должны знать не только о войне, но и о любви.

– Может быть, но я не хочу, чтобы твои наследники считали, будто пол спальни – то место, где положено учиться любви.

Фульк засмеялся и отпустил Мод.

– Пожалуй, – согласился он, глядя, как жена поднимается и разыскивает свою накидку. На лестнице послышались шаги. – Начинать надо с кровати, а уж потом постепенно двигаться вниз.

Когда дверь распахнулась и в комнату влетели два мальчика в сопровождении огромного волкодава, они увидели, как мать разливает вино в два бокала, а отец сидит на лавке, непринужденно вытянув ноги. Шумные, не привыкшие обращать внимания на мелкие детали, оба они так и не заметили предательские соломинки, прилипшие к одежде родителей.

Замок Уиттингтон, Шропшир, лето 1216 года

Спустя четыре месяца после своего четырнадцатого дня рождения Хависа Фицуорин обвенчалась в Уиттингтоне с Уильямом Пантульфом из Уэма. С обеих сторон границы на свадьбу съехалось множество гостей: отпраздновать торжественное событие и, воспользовавшись случаем, обсудить разногласия, заключить союзы, выбрать, кому присягнуть на верность. Лливелин приглашение отклонил, но прислал поздравления и подарок Хависе – маленькую брошку из уэльского золота.

Юноши устроили на лугу позади донжона шуточный турнир, к ним присоединились и старшие, поддавшись воспоминаниям о молодости. Щурясь на июньское солнце, женщины смеялись и болтали, обменивались сплетнями, комментировали представление. Матери семейств присматривали дочерям женихов, девушки тоже заинтересованно глядели по сторонам, прыскали в ладошку, трепетали ресницами, словно заблудившиеся мотыльки крыльями.

Вечером устроили танцы: в жилой башне и на лужайке, при свете факелов. Воздух был теплым, как парное молоко. Темнота затаилась в полупрозрачном сине-зеленом сиянии позади огней. Одетая в изящное подвенечное платье бирюзового цвета, с распущенными в знак невинности рыжими волосами и украшенная венком из белого шиповника, Хависа была восхитительно красивой невестой. Не отставал от нее и жених: Уильям Пантульф был великолепен в парадной одежде из синего сукна. Так что гости согласились, что они прекрасная пара.