Воскресение в Третьем Риме - Владимир Микушевич

Ярлов был суетливо почтителен с Аскером-Али-Мусой. Я не видел, чтобы он за кем-нибудь так ухаживал. Очевидно, Ярлов нуждался в Аскере-Али, а Аскер-Али в нем не нуждался. Ярлов подал даже Аскеру-Али стул, и тот вежливо осведомился, как я себя чувствую. Я оценил его сочувствие. Пустой рукав обязывал однорукого к солидарности со мной, безруким, по крайней мере, в данный момент.

Другой вошедший с Ярловым кинулся ко мне, как старый знакомый, в отличие от однорукого Аскера, протягивая мне руку, так что мне пришлось извиняться перед ним за то, что я вынужден отклонить его рукопожатие. (Неужели Ярлов не предупредил его, и протянутая рука не была очередным красивым жестом?) На самом деле я знал его мало, и встречались мы, помнится, у того же Ярлова. Но я много слышал об интеллектуальной величине по имени Игорь Кончак. Как видите, само имя его – красивый жест, карнавальный коллаж из „Слова о полку Игореве“. (Говорят, что его настоящая фамилия – Кончик.) Игорь и Кончак в одном лице – эффектный символ движения, идеологом которого является этот невысокий черноволосый человечек с брюшком, давно приобретший привычку суживать глаза, чтобы придать себе облик монголоида. Своим именем Игорь Кончик точнее обозначил свое движение, чем наименования, которые он неоднократно менял и все никак не мог подобрать. Сначала движение Игоря Кончака идиллически называлось ЛИСТ, и только посвященные знали, что это означает „Лес и степь“. Название „Евразия“ не удовлетворяло Игоря Кончака тем, что в этом названии первенствует „Евр“, то есть Европа (кое-кто по простоте душевной спрашивал, не еврейская ли это Азия?). Названия же, в которых первенствует „аз“, слишком легко превращалось в нечто вроде „Азеф“, что никак не устраивало Игоря Кончака. Он предпочел бы удовольствоваться самоназванием своих поклонников „кончаковцы“, но под таким названием трудно зарегистрировать партию, а Игорь Кончак мечтал о победе хоть на каких-нибудь выборах. В последнее время Игорь Кончак экспериментировал с названием „Орда“, дискредитированным либеральными историками, тогда как орда – позитивное начало русской истории (ставленником и союзником, если не героем орды был Александр Невский), и само слово „орда“ таит эзотерические смыслы; орда – дао (за вычетом „р“), орда рода, орда – радо (что? чему?). Отдельные молодежные группировки под названием „Орда“ образовались в подмосковных городах и кое-где в провинции, но Игорь Кончак претендовал на большее.

Рассадив гостей возле моей постели, гроссмейстер Ярлов с подчеркнутой рассеянностью, как бы машинально расставляя на доске шахматные фигуры (другие подобным образом перебирают четки), занимал гостей вкрадчиво неторопливым разговором.

– Прежде всего, господа, рекомендую: Иннокентий Федорович Фавстов, эксперт Чудотворцевского фонда, так сказать, душеприказчик великого русского мыслителя. „Сегодня приказчик, а завтра царства стираю в карте я“, как сказал поэт. Иннокентий Федорович попал в небольшую автомобильную неприятность, но пусть это не смущает вас, доктор Сапс быстренько поставит его на ноги, а мысль Иннокентия Федоровича и так на ногах, даже, если хотите, на крыльях. Но шутки в сторону, господа! Не до шуток „среди нашей нешуточности“, как сказал другой поэт. Я думаю, мы все согласны в том, что дальше так продолжаться не может. (Ярлов обвел глазами собеседников.) Что вы на это скажете, уважаемый Аскер? (Я догадался, что Ярлов не торопится предоставлять слово Игорю Кончаку, способному говорить много часов подряд.)

– Я пока послушаю, что скажете вы, – ответил Аскер-Али-Муса, чья природная сдержанность усугублялась мусульманской молчаливостью.

– Тогда я, с вашего позволения, продолжу. – Ярлов приосанился за шахматной доской. – Полагаю, что все мы объединены идеей великой евразийской империи, которой всегда была и, по-моему, остается Россия, Святая Русь, она же Третий Рим. Будем называть вещи своими именами. Эта империя всегда была и не может не быть православно-коммунистической. Точнее, не бывает неправославного коммунизма, но и православие не может не быть коммунистическим. Главным достижением Советской России было единение православия и коммунизма, совершенно традиционное для Руси с ее соборно-общинным духом. Говорят, при этом пострадали священники, но то были протестантствующие обновленцы, не видевшие в православии коммунизма, а в коммунизме православия, и потому не знавшие самого православия. Единство православия и коммунизма воплощено в личности Сталина. Выражением „культ личности“ зашифровано сакральное единство, и никаким партийным либералам не удалось осквернить этот культ. Но единство было поколеблено походом Хрущева против Сталина и против православия. Нельзя не заметить, как совпало одно с другим. Хрущев доказал, что, нападая на Сталина, нападают на православие. Эти нападки закончились крушением Советского Союза. Но Святая Русь осталась. ПРАКС намерен заявить об этом во всеуслышанье. Рассчитываю на вашу поддержку.

Игорь Кончак изнывал от желания поговорить, но Ярлов любезно кивнул в сторону Аскера-Али-Мусы.

– Вопрос в том, что поддерживать, – отозвался он. – Мы поддерживаем одно: исламский социализм. Если ПРАКС поддерживает исламский социализм, мы поддержим ПРАКС.

– Но согласитесь, – неуверенно заговорил Ярлов, пасуя перед солдатской прямотой Аскера, – Россия – все-таки православная держава. Я не уверен, что в России ислам может существовать без православия.

– А православие без ислама точно не устоит. Оно будет уничтожено Западом, вместе с Россией, кстати говоря.

– Я готов с этим согласиться, если ислам готов поддержать православие.

– Ни одна вера не может поддерживать другую, в особенности истинная вера, каковой является ислам. Мы поддерживаем православие, поскольку православие ведет к исламу, как это делает ПРАКС. Поэтому я с вами разговариваю, только поэтому.

– Ценю вашу откровенность, но все-таки… (Для меня непривычно было видеть смущение Ярлова. Я слышал, что он придает сношениям с РОИСом особое значение, но не настолько же…)

– Россия – мусульманская страна, – со спокойной уверенностью проговорил Аскер-Али-Муса. – Она сама этого не знает, но это так. Целомудрие русской женщины тоскует по чадре. Только исламский социализм положит конец ростовщическому банковскому капиталу. Мы перераспределим и будем постоянно перераспределять доходы в пользу бедных, и бедных у нас не будет, как заповедано Кораном. Не было и не может быть другого социализма. Вместо налогов закят, спасающий души.

– Закат Европы? – неудачно сострил я.

– Закят, – повторил Аскер-Али-Муса, – пытаясь произнести слово по-арабски. – Закат Запада, ибо Запад – это ростовщический капитал.

– Джихад? – спросил Ярлов.

– Джихад, – подтвердил однорукий воин. – Великий русский поэт выразил суть джихада:

Мужайся, презирай обман,

Стезею правды бодро следуй,

Люби сирот и мой Коран

Дрожащей твари проповедуй.

– Пушкин?

– Да, Пушкин. Пушкин был мусульманин в душе. Никто, кроме мусульманина, не написал бы таких „Подражаний Корану“. За это его и убил европеец, крестоносец, пытавшийся обесчестить его жену… и Россию вместе с ней. Россия – мусульманская страна, если ее величайший поэт – мусульманин.