Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

рано или поздно это случится, но рассчитывал, кто к тому времени, как это случится, у меня на руках будет компромат на Сабурова, который я солью его конкурентам и на какое-то время обеспечу ему такие проблемы, что он даже думать забудет в сторону моей суки-жены.

«Благодаря» мартышке, план слился даже не начавшись.

— Ты бы все равно не разрешил мне оставить ребенка, - тухло говорит Виктория. Она все-таки садиться, хотя ее руки постоянно скользят в лужах собственной крови и мочи.

Фу, блять.

Я брезгливо вытираю туфли об края ее халата

— Да мне насрать на тебя и твоего наёбыша, - говорю совершенно искренне.

Она еле заметно качает головой, как будто мне нужно ее согласие с очевидным фактом.

— Просто ты, сука, слишком любишь деньги. Ты зависима от красивой жизни. Ты торчок, блять: уже не можешь остановиться, хочешь больше и лучше. А выблядок в твоем брюхе означал бы автоматический отказ от моего кошелька. И как следствие - пришлось бы рассказывать своему молодому петушаре, что на самом деле ты никакая не бизнес-вумен, а самая обычная блядь. Только в дорогих шмотках.

Она всхлипывает, часто дергает плечами, как будто сидит на оголенном проводе.

Наверное думает, что так меня можно разжалобить.

— Ты сделала аборт не ради меня, Виктория. Ты сделала его ради себя, чтобы и дальше тянуть из меня деньги, жить красивой жизнью и корчить из себя мамаситу для молодого любовника. И, знаешь, мне было реально по хуй, будешь ты с кем-то трахаться на стороне или нет - меня твоя раздолбанная пизда вообще никаким боком не интересует. Помнишь, я сказал, что главное - вовремя и качественно выполненная работа? Если после того, как твои дырки отрабатают с кем нужно и как нужно, у тебя есть желание подставлять их еще кому-то - да ради бога! Но ты же, блять, начала корчить из себя целку!

— Я все сделаю, - как болванчик, повторяет сука. - Олег, я правда все сделаю. Только, пожалуйста…

— Я уже давал тебе предпоследний шанс, - обрубаю ее невнятной блеяние. - И последний тоже. Помнишь наш последний разговор?

— Мне нужна пара дней…

— Пара дней, чтобы нагнуть мужика, который в курсе, что его собираются нагнуть? Ты, блять, совсем мозги пропила?!

Я снова и снова опускаю кулаки на ее скорченную тушу, потому что это единственная компенсация за слитые в эту помойку бабки. Мартышка и близко не отработала даже половину того, что должна была, так что отпиздить ее напоследок - единственная возможность получить со шмары хоть что-то.

Когда злость немного притупляется, Виктория валяется на полу и уже почти не шевелится. Пинаю ее носком туфля, убеждаюсь, что она не притворяется и все-таки звоню Абрамову. Прошу прислать машину с сообразительными и молчаливыми сотрудниками, потому что у меня тут «тяжелый случай разборок между любовниками». Когда приедут врачи, я расскажу им, что приехал как раз в разгар драки, проявил героизм и вступился за беспомощную женщину. Я вообще собирался спустить ублюдка вниз башкой с балкона, но пока оказывал Виктории первую помощь, трус сбежал.

— Кстати, - я закуриваю уже третью по счету сигарету и медленно, с послевкусием некоторого удовлетворения, медленно вдыхаю и выдыхаю дым. - Я встречался с твоим хомячком.

Виктория слабо стонет.

Надеюсь, эта вишенка на торте на всю жизнь научит ее не ссать в колодец, из которого пьешь.

— Никогда не понимал женскую логику, - позволяю себе немного порассуждать. - Я ввел тебя в мир большого бабла, мартышка, сделал из тебя человека, насколько это вообще возможно в твоем тяжелом случае. Ты могла выбрать нормального мужика, при бабках, при статусе. Запросто вообще заарканить какого-то старого барана и жить припеваючи, изредка надрачивая его немощный хер. А потом, когда бы он сдох, стать хозяйкой нормального наследства. Но вместо этого ты подумала дыркой, а не головой, и выбрала потрахаться, вместо стабильного хлеба с маслом. А знаешь, почему ты так сделала?

Сигарета становится такой горькой, что я избавляюсь от нее, щелчком запуская в мартышку. Окурок попадает на ее точащую голую ногу, но она даже не шевелится.

— Потому что ты тупая - это раз. И потому что планировала и дальше цедить из меня деньги - это два. Кормить меня завтраками, придумывая тупые отмазки про то, что ты не можешь, не успеваешь, не знаешь как и прочую хуергу, которую я слышу от тебя последние месяцы. Но на этот раз все. Лавочка закрылась. В этом городе на каждом шагу полно более красивых, молодых и способных оценить все, что для них делают.

Я вспоминаю, как подождал ее петуха возле фитнес-клуба, где он ее и снял. Подозвал, показал ему пару фоток мартышки, которые сделал на телефон, когда она мне отсасывала, обрисовал картину и предельно доходчиво втолковал в его башку, что на самом деле она просто моя ручная блядь, и бабло, которое он из нее сосет - он, фактически, сосет у меня. Пацанчик оказался тем еще жуком и слился сразу, как я предложил избавить наши «сексуальные отношения» от посредников в виде одной старой блядины. Хотя, бля, на минуту он точно задумался о такой возможности: я слишком хорошо знаю этот сорт дерьма: типа, нет-нет, но если нормальный ценник - то можно.

Не без удовольствия и чтобы как-то развлечь себя, пока жду врачей, пересказываю наш разговор в максимальных подробностях. После фразы о том, что пацан даже не пытался за нее вступиться, мартышка начинает скулить.

— Когда-нибудь ты еще скажешь мне спасибо. - Откидываюсь на спинку дивана. - Считай, я избавил тебя от участи стать панельной шлюхой, чтобы оплачивать капризы своего ссыкуна. Теперь эта пиявка будет тянуть деньги из кого-то другого. Поверь. Если бы ты обрадовала его новостью о залете - он испарился бы еще быстрее.

Врачи приезжают через пятнадцать минут. Я держусь неподалеку, контролируя процесс, но в большей степени чтобы следить за мартышкой. Пока врачи ставят ей капельницы и проводят осмотр, она приходит в себя и даже кое-как шевелит языком, отвечая на вопросы осматривающей ее врача. Пару раз, когда речь заходит о «мерзавце», который такое с ней сделал и необходимости написать заявление в полицию, наши с Викторией взгляды пересекаются. «Только попробуй открыть рот», - мысленно говорю ей и она качает головой в ответ на настойчивые попытки врачиха наказать обидчика.

— Ей нужно