Белые искры снега - Анна Джейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я победно улыбнулась. Мал еще со мной тягаться, Енотушка.
– Зарецкий, смотри, твой друг, – указала я на криво слепленного местной детворой снеговика с морковкой вместо носа. – Может попозируешь около него? У вас профиль один в один.
И зачем я к нему лезу? Хочу уколоть? Или мне становится весело, когда этот ребенок начинает со мной препираться?
«В восемнадцать лет уже не дети», – уверенно заявил злой голос внутри меня.
«А ты была в восемнадцать лет ребенком?» – спросил хороший голос.
Царевна Ярославна ничего мне не ответила, только фыркнула.
До места проведения мероприятия мы доехали без особых и не особых происшествий. Правда, на мосту, ведущем на другой берег через Монастырский остров – тот самый, на который я однажды наведалась с друзьями, мне стало немного нехорошо: закружилась голова, сдавило грудь, и вместо воздуха в легкие хлынул поток концентрированного страха. Правда, длилось это не больше минуты, а потом – как рукой сняло.
Мои переживания по поводу моего здоровья еще больше усилились. Наверняка что-то с сосудами.
Я сидела, прислонившись лбом к холодному стеклу, и бездумно глядела на проносившиеся мимо белые поля и на вершины безмолвных холмов на горизонте, которые казались заснувшими великанами.
Загородный парк, в котором должно было состояться мероприятие, находился на некотором отдалении от города. Кроме гостинично-развлекательного комплекса, в котором будет проходить церемония объявления победителей, на территории парка располагались современные аттракционы, кафе, канатная дорога и много всего еще.
Несмотря на то, что парк пользовался популярностью у горожан, я была там только однажды – в день открытия, лет восемь или девять назад. И стоило мне только подумать об этом, как воспоминания сами собой всплыли в голове. Моя память почти не сохранила картинок, но голоса в ней остались надолго.
* * *
Это был чудесный теплый летний вечер, обагренный алыми разводами заката с желтыми прожилками. Этот визуальный образ был единственным, который я отлично запомнила.
– Отвратительно. – Это слово резало слух, как острый нож масло. – Она поедет с нами?
Ответом было лишь молчание.
– Алексей! Она не должна ехать с нами. Она должна остаться дома. Там ведь будут люди! – Женский голос, произносивший эти слова, был полон негодования, злости и глубокой затаенной ненависти – словно глубокая чаша была переполнена ядовитой жидкостью.
– Я уже все сказал. Она едет с нами, – негромко отозвался мужчина. В его голосе совершенно не было эмоций.
– Но… Я этого не допущу.
– Собралась спорить со мной? – поинтересовался мужчина все так же безразлично, однако что-то изменилось – возможно, в его взгляде, потому что женщине спорить было все труднее.
– Я просто хочу, чтобы мы поехали семьей, – сказала она глухо. – Ты, я и наши дочери, Леша.
– Так и будет. Она тоже твоя дочь.
– Это не смешно!
– А я и не смеюсь.
– Только по документам! Только по чертовым документам эта дрянь является моей дочерью – Женщина вдруг театрально рассмеялась. Судя по звукам, она неспешно ходила по кабинету. – Когда-то в детстве я очень любила одну сказку, дорогой. Ты ее тоже знаешь. Сказку о Золушке. Мне всегда было так жаль милую Золушку и я просто терпеть не могла ее противную мачеху. Но кто бы мог подумать, кто мог подумать, что спустя почти тридцать лет я сама стану злой мачехой? Все как в сказке, Алексей. Не находишь? Мечтаем быть Золушками и Белоснежками, а в итоге оказываемся злыми мачехами и ведьмами. – Она усмехнулась. – Я, правда, попала в сказку. Злая мачеха, старшие мерзкие дочери и младшенькая Золушка, ангел во плоти. Но твоя Настя далеко не ангел. Ты видел, как она на меня смотрит?
– И как же? – поинтересовался мужчина.
– Как на врага. В общем-то, правильно делает. – В женском голосе слышалось отвращение.
– Это все, что ты хотела сказать мне, Рита? – спросил ее супруг.
– У твоей доченьки ужасный характер. Она смеет перечить мне. Утром подралась с Яной, обидела. А ты вместо наказания везешь ее вместе с нами!
– Я поговорю с ней. Довольна?
– Как же я ненавижу твою дочь! – с этим криком Рита уронила что-то на пол – судя по звукам, большую напольную вазу. – А знаешь почему?!
– Полегче, Рита. Полегче.
– А я тебе скажу, почему, Леша. Даже если ты не хочешь слушать, скажу все равно. Можешь считать меня кем угодно, дорогой. Но твоя дочь – это вечное напоминание о той суке, с которой ты мне изменил. – Презрение в голое Риты достигло своего апогея. – Вечное напоминание моего позора. Вся в мать. Ты знаешь, что мне пришлось пережить тогда, когда ты заявился домой вместе с ребенком от этой дряни? Тогда, когда я сама должна была родить твою дочь? Ты ничего не знаешь, тебе всегда на все наплевать, дорогой. Чтобы хоть как-то отмыться от позора в глазах общества, мне пришлось оформлять твою Настеньку на себя. Надо же! По документам я – мать близняшек! – Рита громко, но совсем не весело рассмеялась. – Воистину, никогда не знаешь, как Вселенная исполнит твои желания.
– Это все, что ты хотела сказать? – спросил мужчина.
– Почти, дорогой. И пусть твоя доченька мне по документам хоть кто, хоть дочь, хоть сын, но для меня она никто. Чужая. Бастард. И мои родные дети вынуждены жить с этой мерзавкой под одной крышей. Вынуждены считать это отродье своей сестрой! – Голос женщины звенел от праведного негодования и обиды, переросшей в глубокую нелюбовь. – Я не собираюсь ломать комедию в обществе, называя ее доченькой. Достаточно уже я изображала шута.
– Все решено. Выйди, – в равнодушном голосе прорезался вдруг металл. – Поговорим, когда успокоишься.
– Леша.
– Выйди. Оставь меня одного.
– Как хочешь! Как же все отвратительно!
Я успела убежать от кабинета отца до того, как распахнулась дверь, и из нее вылетала разъяренная Рита, моя мачеха. Она редко давала волю эмоциям, и эта истерика была, скорее, исключением из правила, а не наоборот. Отец же так и остался в своем кабинете, как и всегда, занимаясь своими делами.
А небо за окном напротив лестницы, на которой я пряталась, слыша их с отцом разговор, до сих пор сохранилось в моей памяти. Спокойное, вечернее, с желтыми прожилками и алыми разводами. Тогда я точно поняла, что лишняя в этой семье.
На открытие парка я все же поехала вместе с отцом, мачехой и двумя сестрами – полный комплект Золушки, только вместо фамильного замка – трехэтажный благородный особняк со строгим неброским фасадом, зимним садом и охраной. Только такой же доброй и терпеливой, как Золушка, я не была. Я не устраивала истерик, не рыдала, молчала, смотрела исподлобья на обидчиков и делала все по-своему, раздражая Риту и беся сестричек.
И на открытии парка, на людях мы все играли свои роли. Отец казался любящим и главой семьи, мачеха – заботливой матерью, а я – воспитанной дочерью и доброй сестрой.