Странствия хирурга: Тайна затворника Камподиоса - Вольф Серно

– Часы? При чем тут часы? – спросил Витус, в то время как Магистр смотрел поверх астролябии на солнце.

– О, придется опять начать издалека, – взгляд Фернандеса обратился к западной части океана, к горизонту, задержался там ненадолго, после чего штурман вернулся к объяснениям: – Как вам известно, Земле для полного оборота вокруг своей оси требуется двадцать четыре часа – сутки. В том нет ничего особенного, однако в этом факте – ключ к решению проблемы. Иными словами, Земля за час проходит одну двадцать четвертую часть своего полного оборота. То есть перемещается на одну двадцать четвертую от трехсот шестидесяти градусов – на пятнадцать градусов, значит.

Штурман вопросительно посмотрел на Витуса, а Магистр тем временем задумчиво водил пальцем по шкале астролябии.

– Пока все понятно, – кивнул Витус, повторив: – Земля за час поворачивается на пятнадцать градусов.

– Если капитан судна, идущего в открытом море, поставит по солнцу, находящемуся в апогее, судовые часы на 12, ему нужны другие часы, показывающие время в гавани, из которой он вышел в море. Если разница в показателях этих двух приборов составит один час, он поймет, что находится в пятнадцати градусах западнее или восточнее порта, из которого вышел.

Витусу понадобилось совсем немного времени, чтобы усвоить эту мысль.

– Все зависит от того, на час больше или на час меньше показывают хронометры, – сказал он.

– Правильно. Если в исходной точке на час раньше, то есть там 11 утра, то судно находится восточнее...

– А если 1 час дня, то западнее.

– Вот именно! – Фернандес даже разгорячился, оседлав любимого конька. – Однако ни в коем случае нельзя забывать, что пятнадцать градусов по долготе в переводе на расстояния могут давать совершенно разные результаты. У экватора, где периметр земного шара самый большой, это расстояние огромно, но чем ближе к полюсу, тем оно будет все более уменьшаться и приближаться к нулю. Словом, о расстоянии, которое составляют эти пятнадцать градусов, можно судить лишь исходя из широты, метод определения которой я вам уже объяснил.

– И таким образом вы получаете координаты судна в любой точке Мирового океана.

– Да, если бы не существовало проблемы точного исчисления времени, Витус! Я же говорил, пока у нас нет точных часов, приспособленных к морским условиям. Не забывайте, что судно бывает в пути месяцы, а иногда и годы, и все это время хронометры, которые вы взяли на борт в порту, не должны иметь отклонений под влиянием жары или холода, морской соли или влажности, постоянной качки и содрогания корпуса судна! Представьте себе, погрешности в доли градуса равнозначны ошибке в сотни миль. Нет, нет, такие часы пока не изобретены, и, боюсь, я до этого счастливого дня не доживу.

Фернандес опять вздохнул и снова посмотрел в сторону горизонта, над видимой частью которого появились темные грозовые тучи. Нагейра с доном Альфонсо тоже напряженно смотрели в ту сторону, причем они с трудом удержались на ногах, когда галеон сильно накренился под порывом ветра.

– Э-э-гэ-эй! Парус на горизонте! – послышался с фок-мачты голос Анри.

Фернандес поднял глаза и, сложив ладони рупором, прокричал:

– Установить страну!

– По-моему, англичанин, штурман!

«Каргада де Эсперанса» снова сильно накренилась.

– Рулевой, какой курс держите?

– Как было приказано: зюйд-зюйд-вест, штурман! – отозвался рулевой. – Я только что слегка выправил на зюйд. – Рулевой, которого с капитанской палубы видно не было, действовал на собственный страх и риск, и правильно, потому что резкие порывы ветра сзади грозили еще сильнее накренить судно, а то и перевернуть его.

– Хорошо! – крикнул Фернандес, подосадовав на себя за то, что за рассказом и объяснениями забыл о своих непосредственных обязанностях. Тот факт, что Нагейра и дон Альфонсо с таким же успехом могли бы приказать сделать поправку на ветер, его не утешал.

– Пойдем по ветру! Боцман Батиста!

– Штурман?

– Приготовиться к смене галса! Новый курс – ост-зюйд-ост!

– Так точно, штурман, меняем галс. Новый курс – ост-зюйд-ост! – подтвердил Батиста с главной палубы, чтобы еще и подстегнуть вахтенных матросов на брасах.

– Курс ост-зюйд-ост, – вторил рулевой, налегая на рулевое устройство – вертикально зафиксированный стержень, нижний конец которого упирался в рулевой румпель.

– Что это вам вздумалось, Фернандес! – внезапно перед штурманом предстал Нагейра, сам не свой от ярости. – С чего это вы взяли на себя командование судном? Или считаете, что я на это не способен?

Фернандес, может, и был близок к тому, чтобы высказать все, что думал о способностях Нагейры, но промолчал, только вытянулся в струнку.

– Прошу прощения, капитан, я только упредил ваше распоряжение. Ведь вы, конечно, отдали бы такой же приказ.

– Вот как? С чего бы это? – проворчал тщеславный капитан.

– Потому что вы, капитан, как и я, конечно, обратили внимание на опасный крен галеона.

– Ну, допустим, – проворчал Нагейра. – С другой стороны, «Каргада» – крепкое судно, его не каждый порыв ветра перевернет...

– При всем моем уважении, капитан, у «Каргады» все-таки чересчур низкая осадка. И еще я подумал о приближающемся к нам англичанине: никогда не знаешь, что у этих парней на уме.

– Та-та-та! – капитан оборвал Фернандеса, словно мальчишку, и закричал: – Приказ отменяется! Идем прежним курсом!

– Правильно, капитан! – подобострастно сказал стоявший за спиной Нагейры дон Альфонсо.

Матросы, которых окрик капитана вспугнул, как кудахтанье курицы цыплят, бросились выполнять команду.

Вдруг порыв ветра, куда более сильный, чем оба предыдущих, ударил в паруса сбоку. Это и погубило «Каргада де Эсперанса». Она так сильно накренилась, что релинг на бакборте окунулся в море. Канаты полопались, паруса повисли. Блоки с треском полетели вниз. На палубе раздались испуганные крики. Кому не за что было ухватиться, полетел прямо за борт, в море. И вдруг неожиданно для всех на носу судна что-то страшно затрещало, громко и грозно. Две пушки, установленные на правом борту галеона, сорвавшись с креплений, всей своей могучей массой резко подались назад, пробив огромные дыры в бортовой обшивке «Каргады». Галеон резко замедлил ход, отчего треснула фок-мачта, на марсах которой сидел впередсмотрящий бедолага Анри. Его предсмертный крик был пронзителен и высок, но его заглушил треск и грохот падающей на палубу мачты.

Фернандес со все возрастающим ужасом наблюдал за происходящей катастрофой. «Каргада де Эсперанса»! – думал он с отчаянием, цепляясь обеими руками за столб кормового фонаря. Название «Груженная надеждой» звучало сейчас как издевательство. По его предположениям, все должно было кончиться буквально через несколько минут.