Отважное сердце - Робин Янг

Уоллес внезапно остановился и развернулся к нему:

— А Фолкирк стал сокрушительным поражением. — Он перевел взгляд на оставшуюся позади толпу мужчин, которые продолжали громко спорить. — Они не выбирали меня своим королем или чиновником. Они выбрали меня своим генералом, а любой генерал хорош только до первого поражения. И когда они смотрят на меня сейчас, то видят лишь склоны холмов, усеянные телами наших павших воинов. Точно так же, как Стирлинг воспламенил их сердца, Фолкирк надломил их. И я не хочу быть символом нашего поражения.

— То, что вы предлагаете, связано с риском. На пути во Францию вас будут подстерегать многочисленные опасности, особенно теперь, когда наши враги знают вас в лицо. Вы уверены, что король Филипп хотя бы предоставит вам аудиенцию?

Уоллес кивком указал на пожилого темноволосого мужчину, стоявшего в одиночестве чуть поодаль от шумного сборища и молча наблюдавшего за горячими дебатами.

— Вон тот мой человек был когда-то тамплиером. Он порвал с орденом, но в парижской штаб-квартире храмовников у него остались союзники, которые могут нам пригодиться. — Уоллес вновь повернулся к Роберту, вперив в него проницательный взгляд. — Я знаю, Джеймс Стюарт хочет, чтобы вас избрали нашим новым хранителем. Епископ Вишарт сказал мне об этом. Полагаю, что найдутся и другие, кто поддержит этот выбор. — Уоллес помолчал, а потом протянул испещренную шрамами руку.

Роберт принял ее.

Уильям Уоллес кивнул. Отвернувшись, он зашагал прочь и вскоре скрылся меж древних деревьев, и только мертвые листья шуршали у него под ногами.

Прошло уже четыре дня с того момента, как Уоллес сложил с себя полномочия хранителя Шотландии. Все это время продолжались споры о том, кто должен стать его преемником. Согласия среди собравшихся не было. В Лес постоянно прибывали все новые отряды — это скотты откликались на предложение принять участие в ассамблее. И все они лишь подливали масла в огонь разногласий.

На следующий день после отъезда Уоллеса Джеймс Стюарт раскрыл карты, предложив избрать хранителем Роберта. Его поддержали многие, и, в первую очередь, Джон, Гартнет и Александр. Вместе с сенешалем два графа и лорд образовали внушительную группу поддержки, с которой нельзя было не считаться. Но это не помешало другим оспорить кандидатуру Роберта, предлагая себя на его место. При этом многие по-прежнему убеждали Джеймса и Вишарта стать хранителями вместе.

К вечеру четвертого дня лорд сенешаль вновь обратился к собравшимся, приводя окончательные доводы в пользу избрания Роберта. В первых рядах мужчины сидели прямо на поросшей мхом земле, на бревнах и пнях, тогда как задние рассеялись среди обступивших поляну деревьев. Все притихли, и сенешаль возвысил голос, напоминая им о том, что за прошедшие шестнадцать месяцев Роберт не раз доказал свою преданность делу освобождения Шотландии из-под пяты короля Эдуарда. Подобно Уоллесу и Морею до него, молодой граф Каррик поднял знамя восстания, и поднял его очень высоко. Он освободил Эйршир от владычества Генри Перси и разгромил английские гарнизоны. Он привлек к себе многочисленных верных сторонников, показав себя отважным и благоразумным военачальником, и именно его меч лег на плечо Уильяма Уоллеса, возведя их предводителя в ранг рыцаря.

— Более того, — продолжал сенешаль, оглядываясь на Роберта, стоявшего в окружении своих людей, — он много потерял, посвятив себя нашему делу. Порвав с отцом, сэр Роберт был насильно разлучен со своей семьей и лишился богатого наследства. Сражаясь с людьми короля, он навлек на себя гнев Эдуарда, который сжег его владения в Аннандейле, причем не единожды. До нас дошли слухи о том, что, выступая маршем на север, король приказал разрушить Лохмабен.

Роберт сжал кулаки, стараясь совладать с ураганом чувств, который вызвали в нем слова сенешаля. Только появившись в лагере повстанцев неделей ранее, он узнал о трагической судьбе, постигшей Лохмабен. О масштабах разрушений пока еще ничего не было известно, но ходили упорные слухи о сожженных дотла городах и мужчинах и женщинах, которых убивали без разбору. В этих слухах повторялось одно и то же имя. Боэн. То, что его земли пострадали от руки бывшего друга, привело Роберта в состояние холодного бешенства. Поместья до сих пор формально принадлежали его отцу, но он сильно сомневался, что король Эдуард вспомнит о старом лорде, отправившемся доживать свои дни в Англии. Нет, нападению подвергся он один, и удар был нанесен в самое уязвимое и больное место.

— Дед сэра Роберта был одним из самых выдающихся дворян, когда-либо ступавших по нашей земле, — продолжал Джеймс. — Яростный крестоносец и убежденный сторонник мира, он пользовался безграничным доверием двух королей. И его внук унаследовал те же самые добродетели, которые, на мой взгляд, делают его самым подходящим человеком, чтобы возглавить борьбу нашего королевства за свою свободу.

Когда сенешаль закончил свою речь, Роберт сразу уловил заметные изменения в умонастроениях мужчин, на которых подействовали слова Стюарта. Одни кивали, задумчиво или в знак согласия, другие перешептывались со своими соседями, и лишь немногие отрицательно качали головами. Но сказать, как проголосует большинство, было решительно невозможно.

Вишарт вышел на середину круга. Его широкоскулое лицо было мрачным, но решительным. Он готов был до конца отстаивать кандидатуру Уоллеса, но теперь, когда тот сам сложил с себя полномочия, выступил в поддержку нового хранителя столь же горячо, как и сам сенешаль, хотя и не высказал открыто своих симпатий.

— Мы выслушали доводы «за» и «против» назначения сэра Роберта. Предлагаю всем вновь собраться через час, чтобы окончательно…

Из-за деревьев донеслись крики и звон уздечек. Епископ Вишарт развернулся в ту сторону, недовольно хмурясь оттого, что его прервали. Остальные тоже начали оборачиваться. Роберт повернул голову вместе со всеми и увидел, что к ним приближается конный отряд. Лошади были забрызганы грязью по самые ноздри, с боков у них срывались хлопья пены. Взгляд Роберта остановился на едущем впереди худощавом молодом человеке с гладкими черными волосами и волчьим лицом. Это был Джон Комин, сын лорда Баденоха. С ним было около тридцати человек, и на их щитах и накидках красовались самые разные гербы. У многих на красном поле белели три снопа пшеницы, другие носили изображение белого льва Галлоуэя. Охваченный дурными предчувствиями при виде своего личного врага, Роберт перевел взгляд на встревоженное лицо сенешаля.

Джон Комин спрыгнул с седла своего загнанного коня и двинулся через толпу, а его рыцари прокладывали себе дорогу следом. Войдя в центр круга, он окинул Роберта взглядом, исполненным холодного презрения, после чего развернулся к Вишарту и Джеймсу.

— Решение уже принято? — требовательно спросил он, и его высокий, высокомерный голос заглушил негромкие перешептывания в толпе.

Вишарт удивленно приподнял брови.

— Мы получили сообщение об ассамблее неделю тому, — пояснил Джон, заметив выражение лица епископа. — Мой отец занят укреплением наших замков на севере, поэтому прислал вместо себя меня. Вчера от одного из ваших патрулей я узнал, что сэр Уильям сложил с себя полномочия хранителя и что начались выборы его преемника. Мои люди и я скакали всю ночь напролет, чтобы успеть вовремя.