22 июня… О чём предупреждала советская военная разведка - Михаил Алексеев

«Я располагаю достоверными сведениями от надежного агента, что, когда немцы сочли Югославию пойманной в свою сеть, то есть после 20 марта, они начали перебрасывать из Румынии в Южную Польшу три из своих пяти танковых дивизий. Как только они узнали о сербской революции, это передвижение было отменено. Ваше превосходительство легко поймет значение этих фактов».

Бросается в глаза туманный характер письма-«предупреждения». «Я написал краткое и загадочное письмо, – так охарактеризовал сам Черчилль свое послание, – надеясь, что сам этот факт и то, что это было первое письмо, которое я посылал ему после моей официальной телеграммы от 25 июня 1940 года, рекомендовавшей сэра Стаффорда Криппса как посла, привлекут его внимание и заставят призадуматься[518].

Что же касается разведки Великобритании, то 1 апреля она пришла к выводу, что «движение немецких бронетанковых и моторизованных сил осуществляется, несомненно, с целью усиления военного давления на Россию и предотвращения вмешательства русских в немецкие планы на Балканах»[519]. Только 12 июня объединенное разведывательное управление Великобритании смогло со всей определенностью сообщить, что Гитлер решил напасть на Советский Союз[520].

«Предупреждение» Черчилля, которое было всего лишь попыткой втянуть СССР в войну с Германией для облегчения положения Англии, попало к Сталину в Кремль лишь 21 апреля.

Черчилль требовал представлять ему не обработанную информацию: «Я не довольствовался этой формой коллективной мудрости и предпочитал лично видеть оригиналы. Поэтому еще летом 1940 года я поручил майору Десмондду Мортону делать ежедневно подборку наиболее интересных сообщений[521], которые я всегда читал, составляя таким образом, иногда значительно раньше других, собственное мнение»[522]. 5 августа 1940 года Черчилль отдал следующее распоряжение начальнику штаба военного кабинета и английского министра обороны генералу Г.Л. Исмею:

«Я не хочу, чтобы получаемые сообщения отбирались и обрабатывались различными сотрудниками разведки. Майор Мортон будет пока это делать для меня и представлять на мое рассмотрение то, что он считает особенно важным. Он должен получить доступ ко всей информации и представлять мне подлинные документы в их первоначальном виде»[523].

4 апреля в Генеральном штабе сухопутных войск вермахта рассматривается завершение сроков перебросок на Восток и называются даты «по 20.6» и «к 23.6», которые и предопределят дату начала операции «Барбаросса», озвученную Гитлером в конце этого месяца:

«Борк [заместитель начальника военно-транспортной службы Верховного командования вермахта]:… ж. Войска 4‐й линии для операции “Барбаросса” (26 дней) могут быть переброшены приблизительно с 20.5 по 20.6. График ускоренного движения эшелонов (здесь и далее курсив и полужирное выделение мое. – М.А.). Введение его в этот период, даже по мнению руководителей экономики, неопасно, поскольку весенние трудности будут уже преодолены. …

Хойзингер [полковник, начальник оперативного отдела Генерального штаба сухопутных войск]: … ж. Влияние “Операции-25” на операцию “Барбаросса”.

…

Расчет времени: Если будет возможно использовать железную дорогу через Прешов, то к 20.5 можно перебросить на Восток семнадцать пехотных дивизий и тринадцать управлений корпусов, а затем до 1.6 – девять дивизий 4‐го эшелона (график ускоренного железнодорожного движения). И наконец, к 23.6 возможна переброска двадцати четырех подвижных соединений и пяти корпусных штабов»[524].

Таким образом, 4 апреля, еще до начала операций вермахта на Балканах против Греции и Югославии был рассмотрен график железнодорожных перебросок войск на Восток и озвучена дата их завершения – к 23.6.1941 г. Все издержки и накладки, связанные с проведением операции «Марита» и «Операции–25», не могли не быть учтены, хотя столь скорые сроки разгрома греческих и югославских вооруженных сил были не так очевидны. При этом были предусмотрены переброски (3‐го эшелона) по графику мирного времени до 20.5. В дальнейшем этот график претерпел минимальные изменения и ряд уточнений.

4 апреля состоялась беседа наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова с послом Германии в СССР Ф. Шуленбургом:

«4 апреля 1941 г.

Совершенно секретно

(Особая папка)

Тов. Молотов заявляет, что он пригласил Шуленбурга для того, чтобы информировать его и Германское правительство по одному вопросу, касающемуся взаимоотношений СССР с Югославией. Тов. Молотов говорит, что, вероятно, посол слышал, что из Югославии было командировано несколько лиц для ведения переговоров с Советским правительством. Этими переговорами руководил посланник Югославии в Москве Гаврилович. Эти переговоры закончились, и сегодня предстоит подписание договора о ненападении и дружбе между СССР и Югославией. Договор этот в своей основе аналогичен советско-турецкому договору о ненападении и дружбе от 1925 года. Тов. Молотов заявляет, что информирует по этому поводу Германское правительство, так как считает, что СССР и Германия должны консультироваться по затрагивающим их вопросам. Тов. Молотов добавляет, что при заключении договора с Югославией СССР руководился интересами мира и заключение договора направлено в защиту интересов мира. Было бы желательно, если бы Германское правительство сделало в своих взаимоотношениях с Югославией все возможное, что соответствует интересам мира.

Шуленбург заявляет, что от внимания тов. Молотова, вероятно, не ускользнул тот факт, что в настоящее время отношения между Югославией и Германией весьма напряженны. При этом Германия не виновата в напряженности этих отношений. Напротив, Германия предприняла шаги к сохранению мира, но Югославия этого не хочет и заставляет принять Германию соответствующие меры. При настоящем положении он, Шуленбург, сомневается в том, что момент, выбранный для подписания, являлся бы особенно благоприятным, и убежден, что не само заключение советско– югославского договора, а момент его заключения произведет странное впечатление в Берлине (выделено мной. – М.А.), вызовет там удивление и возбуждение во всем мире. …