Граница вечности - Кен Фоллетт

Начинался самый захватывающий день в его жизни, а еще не было одиннадцати. Грег Пешков и Джордж Джейкс, посвященные во все нюансы столичной жизни, между делом сообщили ему ценную информацию. Как ему хотелось, чтобы «Дейли экоу» заинтересовалась ею. А зеленоглазая Верина Маркванд была самой красивой женщиной из тех, которых Джаспер когда-либо видел. Спит ли с ней Джордж? Счастливчик, если спит.

После Джоан Баэз выступили Одетта и Джош Уайт, но толпа обезумела, когда появились «Питер, Пол и Мэри». Джаспер едва мог поверить, что он живьем видит на сцене этих суперзвезд, даже не купив билет на их концерт. «Питер, Пол и Мэри» исполнили их последний хит «Принесено ветром», песню, написанную Бобом Диланом. Она вроде как посвящалась движению за гражданские права, и в ней была такая строка: «Сколько веков могут люди страдать, чтоб воля была им дана?»

Толпа стала еще больше сходить с ума, когда на сцену вышел сам Дилан. Он исполнил новую песню об убийстве Медгара Эверса под названием «Всего лишь пешка в их игре». Для Джаспера песня звучала загадочно, но слушатели не обращали внимания на скрытый смысл и радовались, что самый популярный в Америке певец и композитор на их стороне.

Толпа увеличивалась с каждой минутой. Хотя Джаспер был высокого роста, теперь, глядя поверх голов, он не видел ни конца ни края толпе. В западной стороне, на дальнем берегу знаменитого длинного, сверкающего под солнцем пруда, виднелся мемориал Авраама Линкольна, похожий на греческий храм. Предполагалось, что демонстранты подойдут к мемориалу позже, но, как заметил Джаспер, много народа перешло к западной стороне парка, вероятно, с намерением занять более удобные места там, где будут произносить речи.

Пока ничто не предвещало применения силы, однако на этот счет СМИ выражали пессимизм — или они выдавали желаемое за действительное?

Казалось, что фотокорреспонденты и телекамеры везде и всюду. Они часто наводили объективы на Джаспера, очевидно, из-за его прически, как у поп-звезды.

Он мысленно начал писать статью. Мероприятие походило на пикник, сочинял он, гуляки закусывали на залитой солнцем поляне, а кровожадные хищники затаились в тени окружающих лесов.

Толпа увлекла его к западной стороне. Он отметил, что негры одеты по-праздничному: мужчины в пиджаках, при галстуках и в соломенных шляпах, а женщины в ярких платьях, с платками на голове. Белые, в отличие от темнокожих, были в повседневной одежде. Тематика манифестации не ограничилась проблемой сегрегации. Появились плакаты с требованиями права голоса, рабочих мест и жилья. Свои делегации прислали профсоюзы, церкви и синагоги.

У мемориала Линкольна Джаспер столкнулся с Бип. Она шла в том же направлении с группой девушек. Они нашли место, откуда было хорошо видно сцену, устроенную на ступенях.

Девушки передавали друг другу большую бутылку теплой кока-колы. Кое-кто из девушек были подругами Бип, другие просто пошли с ними. Он вызвал у них интерес как иностранец. Он лежал под августовским солнцем и болтал с ними, пока не начались речи. К тому времени толпа разрослась, насколько хватало глаз. Джаспер был уверен, что собралось более сотни тысяч народу, то есть больше, чем ожидалось.

Трибуна стояла перед гигантской скульптурой президента Линкольна, сидящего на огромном мраморном троне, с массивными руками на подлокотниках, со сдвинутыми бровями и строгим выражением лица.

По большей части выступали негры, но были и белые, в том числе и один раввин. Марлон Брандо вышел на трибуну с электропогонялкой для скота вроде тех, которыми полиция разгоняла негров в Гадсдене, штат Алабама. Джасперу понравился острый на язык профсоюзный лидер Уолтер Рейтер, который едко сказал: «Мы не можем защищать свободу в Берлине, если мы отрицаем свободу в Бирмингеме».

Но толпе не терпелось услышать Мартина Лютера Кинга.

Он выступил одним из последних.

Джаспер сразу понял, что он хороший проповедник. Он говорил образным, живым языком, приятным, сочным баритоном. Он обладал способностью пробудить эмоции у толпы — ценное качество, которым восхищался Джаспер.

И все же Кинг, вероятно, никогда раньше не проповедовал перед таким скоплением народа. И не многим такое доводилось.

Он предупредил, что демонстрация, пусть даже и успешная, ничего не будет значить, если за ней не последуют реальные перемены. «Если завтра страна выйдет на работу как ни в чем не бывало, то тех, кто думает, что негр, выпустив сегодня накопленный пар, наконец расслабится, ждет горькое разочарование. — Толпа отозвалась одобрительными возгласами и аплодировала каждой зажигательной фразе. — Ни спокойствия, ни умиротворения не видать Америке, пока негр не получит своих гражданских прав, — предупредил он. — Вихри восстаний и впредь будут сотрясать основополагающие принципы нашей Родины, пока яркое солнце свободы не покажется из-за горизонта».

Ближе к концу своей семиминутной речи Кинг заговорил почти библейским языком. «Нам не успокоиться, пока детей наших не перестанут лишать индивидуальности и чувства собственного достоинства безжалостные надписи "Только для белых", — сказал он. — Нам не успокоиться, пока не забьет ключом источник справедливости и праведности».

На помосте позади него певица госпела Махалия Джексон громко воскликнула:

— Боже мой! Боже мой!

«Несмотря на все проблемы настоящего и грядущего, я говорю вам: "Есть у меня по-прежнему мечта!"» — продолжал Кинг.

Джаспер понял, что Кинг отбросил свою подготовленную речь, потому что он перестал эмоционально манипулировать слушателями. Вместо этого он словно доставал слова из глубокого холодного колодца страданий и боли, колодца, созданного веками жестокости. Джасперу стало ясно, что негры описывали свои страдания словами пророков из Ветхого Завета и успокаивали боль Евангелием надежды Иисуса.

Голос Кинга дрожал от волнения, когда он произносил:

«Есть у меня мечта: однажды страна наша, осознав истинный смысл своей веры, станет его воплощением. Мы твердо уверены в том, что всеобщее равенство не требует никаких доказательств.

Есть у меня мечта: однажды на багровых холмах Джорджии потомки бывших рабов смогут разделить трапезу братства с потомками бывших рабовладельцев.

Есть у меня мечта: однажды даже штат Миссисипи, штат, изнывающий от палящей несправедливости, задыхающийся от знойного гнета, превратится в оазис свободы и справедливости».

Речь Кинга приобрела ритмичное звучание, и двести тысяч человек почувствовали, что их души раскачиваются в такт. Это была не просто речь. Это была проникновенная поэма, духовная песнь и молитва. Патетическая фраза «Есть у меня мечта», повторяющаяся в конце каждого предложения, звучала как «Аминь!».

«Есть у меня мечта: однажды четверо моих детишек проснутся в стране, где о людях судят не по цвету кожи, а по моральным качествам.

Есть сегодня у меня мечта.

Есть у меня мечта: однажды там, в Алабаме, штате жестоких расистов, штате губернатора, что щедр на речи о невмешательстве в дела штата и непризнании силы законов конгресса; однажды там, в Алабаме, чернокожие мальчишки и девчонки возьмутся за руки с белыми мальчишками и девчонками, словно братья и сестры. С верою этой мы высечем из глыбы отчаянья камень надежды. С верою этой мы превратим бренчанье разногласий Родины нашей в прекрасную симфонию братства.