Распутин. Вера, власть и закат Романовых - Дуглас Смит

Вряд ли Гюллинг, Воронин или Перрен были германскими шпионами. Вряд ли германским шпионом был новый американский посол Дэвид Роуленд Фрэнсис, прибывший в Россию весной 1916 года. Однако именно это утверждала одна из великих княгинь. Она утверждала также, что американская столица находится под полным влиянием Германии35. Однако не только русские считали, что Распутина окружают шпионы. В начале 1918 года американская военная разведка следила за баронессой Идой Леони фон Зейдлиц; известной венгерской портретисткой, долго жившей в Германии, княгиней Вильмой Львофф-Парлаги; и Дмитрием Флоринским, бывшим русским вице-консулом в Нью-Йорке. Этих людей считали «тайными агентами русской царицы, монаха Распутина и бывшего русского премьера Штюрмера». Они якобы проводили тайные встречи в «апартаментах некоей миссис Голдсмит в Нью-Йорке», на которых присутствовали бывший посол Германии Иоганн Генрих фон Бернсторф и Якоб Шифф, известный миллионер, филантроп, банкир еврейского происхождения из Германии. Военная разведка была убеждена, что эти люди прибыли в США с целью организации сепаратного мира, и все они подозревались в связях с «русским большевистским движением» – еще один новый элемент в мифе о Распутине. К ноябрю 1918 года баронессу фон Зейдлиц арестовали и интернировали в Форт-Оглторпе, штат Джорджия36.

Одна из задач, стоявших перед Комиссией в 1917 году, заключалась в раскрытии истинного лица «темных сил» старого режима, а также в установлении, являлись ли Распутин, Вырубова и императрица шпионами или орудиями в руках Германии. Надо сказать, что найти доказательства, подтверждающие подобные обвинения в адрес всех троих, так и не удалось. Комиссия так и не пришла к какому-то выводу37. Различные ученые сто лет изучали этот вопрос – с тем же результатом.

Юсупов увидел людей «характерной еврейской внешности» у Распутина в Петрограде и сразу же заподозрил его в каких-то нечистоплотных делишках. Отец Шавельский жаловался царю на то, что Распутин пьянствует с «евреями и разными темными личностями». Полиция зафиксировала, что Распутина в Покровском посещал еврей-торговец из Минска – и вся жизнь этого человека подверглась тщательному изучению. Общение с евреями было неприемлемо для русских из высшего класса. Это считалось признаком дурного вкуса, а то и чем-то похуже.

Большую часть жизни Распутин разделял такую точку зрения. На протяжении многих лет он был близок к видным священникам-антисемитам – например, к Гермогену и Илиодору. Во время дела Бейлиса он жестко писал о евреях, поддерживал деятельность черносотенцев, к которым, по слухам, принадлежал. Но после разрыва с Гермогеном и Илиодором отношение Распутина к евреям стало меняться. От безобразных предубеждений он перешел к полному принятию евреев в качестве друзей и деловых партнеров. Он даже стал сторонником либерализации государственной политики в отношении русских евреев, в чем значительно опередил русское общество. Отчасти это было связано с тем, что русские националисты сами отвернулись от Распутина. Но важна была и сама личность этого человека – его терпимость к другим национальностям и вероисповеданиям. Распутин всегда жил по принципу «живи и давай жить другим».

Художник Александр Раевский вспоминал один из сеансов работы над портретом Распутина в 1912 году. Кто-то из присутствовавших в студии начал проклинать евреев. Распутин резко оборвал говорившего. «Это неправда! – воскликнул он. – Все люди равны перед Богом… Я из Иерусалима ехал с евреем. Он был добрым человеком, благочестивым. Как среди христиан, так и среди них есть люди разные»1. Именно подобные заявления заставили черносотенцев отвернуться от Распутина. В том же году появилась сатира, в которой Распутина представляли разрушителем православной России для «жидов»2.

Из всех евреев, близких Распутину, наиболее известен его секретарь, Аарон Симанович. Он жил в Киеве и держал небольшой ювелирный магазин. В Петербург он приехал в начале века и быстро сделал состояние, поставляя бриллианты состоятельным жителям столицы. Он держал также ряд игорных заведений – Аарон и сам был страстным игроком, умел выигрывать и проигрывать и часто делал большие ставки. Рассказы о нем очень различны. В одном из донесений агентов охранки его называли «человеком весьма вредным, большим пронырой, обладающим вкрадчивыми манерами, способным пойти на любую аферу и спекуляцию»3. Начальник петроградской охранки Глобачев считал Симановича честным игроком, человеком малообразованным, плохо умеющим говорить и читать по-русски, но достаточно ярким и обладающим уличной смекалкой. Белецкий называл Симановича прекрасным семьянином и отцом, стремящимся дать детям воспитание и образование. Симанович сумел заработать деньги и стать купцом первой гильдии – такой статус позволил еврею постоянно жить в столице. Он жил в просторной квартире с женой и шестью детьми. Многие знали, что он – человек щедрый, способный делать подарки и одолжить деньги нуждающимся (впрочем, многие жаловались на назначаемые им высокие проценты)4. После революции Симанович написал (вернее, продиктовал) книгу «Распутин и евреи», которая оказала сильное влияние на восприятие этого человека. К сожалению, книга Симановича изобилует ошибками и безумными утверждениями (например, он пишет, что Распутин излечил царя от алкоголизма, что истинным отцом цесаревича был генерал Орлов и т. п.)5.

До убийства Распутина Симанович говорил, что познакомился с ним случайно, в 1900 году на вокзале в Казани. Возобновили они знакомство уже в 1911 году6. Возможно, в этом сыграла роль азартная натура Симановича и его пристрастие к азартным играм? В 1914 году петербургские газеты писали, что, когда одно из крупнейших игорных заведений города оказалось на грани банкротства, вмешался Распутин и помог получить большой заем, который позволил заведению остаться на плаву. По утверждению журналистов, клуб этот был печально известен всякого рода незаконными увеселениями и пороками, но это Распутина не беспокоило. Хотя он сам никогда за столами не играл, но любил бывать в подобных заведениях и наблюдать за игрой7. Как всегда, нам трудно с уверенностью сказать, что в этих утверждениях правда, – если она вообще в них есть.

До Симановича у Распутина были и другие секретари. Сначала этим занималась Лаптинская, женщина интеллигентная, честная и трудолюбивая. Затем секретарем стал некий Волынский, о котором почти ничего не известно, а после него – Иван Добровольский. Они не были секретарями в прямом смысле слова – скорее, регуляторами потока просителей. Они собирали подарки, деньги и все, что предназначалось для их хозяина. Бывший инспектор народных училищ Добровольский и его жена Мария, «накрашенная и сомнительная особа», по словам Вырубовой, начали присваивать подарки и деньги, которые проходили через их руки. Благодаря нежданному богатству они стали вести роскошный образ жизни. Узнав об этом, Распутин Добровольского уволил. По словам последнего министра внутренних дел Александра Протопопова, летом 1916 года Добровольского арестовали. Его место занял Симанович8.

В последние два года жизни Распутина Симанович большую часть времени проводил в квартире на Гороховой. Он очень сблизился со всей семьей Распутина. Матрена любовно называла его «Симочкой». Симанович помог спасти жизнь Распутина во время дела Хвостова – и поплатился за это. Распутин ничего не забыл. Он приложил все усилия к тому, чтобы Симановичу позволили вернуться из ссылки. Симанович не раз был свидетелем того, как уважительно Распутин относился к евреям. «Если среди просителей находились генералы, – вспоминал он, – то он насмешливо говорил им: «Дорогие генералы, вы привыкли быть принимаемыми всегда первыми. Но здесь находятся бесправные евреи, и я еще их сперва должен отпустить. Евреи, подходите. Я хочу для вас все сделать»9.