По ту сторону - Инга Андрианова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А зачем?
Обрывки недавнего разговора выползли из темных закоулков и тут же трусливо попрятались обратно. Васик тем временем перешел в наступление:
— Как это зачем? Мы же договорились отметить мой день рождения. Я, между прочим, готовился.
— Ты смеешься, Васик? Я вчера политэк сдавала, какой тут день рождения!
— Как сдала? — обида на лице Васика сменилась любопытством.
— Хорошо сдала, партия может мной гордиться. А теперь пусти, мне надо ужин готовить — Любаша устраивает банкет.
— Я тоже приду, — Васик злобно посмотрел на свежий график дежурств, стрельнул сигарету у проходивших мимо первокурсниц и нажал кнопку лифта.
Васик оказался человеком слова — на ужин явился, проторчал дольше всех, а уходя, обязался бывать у нас запросто. С тех пор спасенья от него не стало, потому что слушался он только Любашу, а она как назло, досрочно сдала сессию и укатила домой. Оставалось два варианта: либо завалить сессию при посильном участии верного Васика, либо сбежать к тетке в Кунцево, что я и сделала, закинув за плечо учебники с чудными названиями.
Остаток сессии я прожила у тетки, а каникулы провела в заураненном городке, том самом, что не сумел в свое время мне вправить мозги, а заодно исцелить от любви к этой жизни.
Весна забилась в окна дождем и звездопадом, трава покрыла зеленью согретые луга. Второй семестр катился в очередную сессию, а мы с Любашей в прекрасную авантюру под названием «молодость-молодость!». Мы жили весело и беззаботно, тратили всю наличность на вкусности и глупости, хором прогуливали семинары, ныряли в ночь на поиски невинных приключений, попадали в неприятности, из которых визжащих и напуганных нас бережно выносила судьба на своих мудрых и заботливых ладонях. В общежитии мы держались особняком, в загулах и оргиях не участвовали, за что и были в скором времени забыты всеми Любашиными почитателями, всеми, кроме упертого Васика…
— Васик, — ты же умный человек, — увещевала его Любаша.
— Забыла сказать, красивый.
— Само собой, Васик, только ты не нашего круга. Пойми, нам с тобой неинтересно, ты старше нас, а не умнее. Общайся со своими!
— Мне интересно с Вероникой, — сопел Васик и косил на меня бесстыжим глазом.
— Тебе невозможно ничего втолковать, ты как бронепоезд, идешь напролом. Это не метод общения с такой тонкой материей, как мы.
— Я вас чем-то обидел?
— Да не обидел, а достал. Ты же вполне симпатичный молодой человек…
— Вот, так я и знал, с вами нельзя договориться. Все время обзываетесь, болтаете всякие глупости. Нет, чтобы посидеть, поговорить по-человечески, — обижался Васик.
— А мы тут по-твоему чем занимаемся? — вступала я, но мудрая Любаша задвигала меня обратно.
— Тебе придется изрядно подрасти, чтобы общаться с нами, а для этого необходимо посещать читальный зал…
Так слово за слово она терпеливо вытесняла философа-Васика из нашей жизни.
На наше счастье Васик пользовался большим успехом у нежных созданий, и это давало нам временную передышку. Но каждый раз из всех своих амурных похождений Васик неизменно возвращался к нашему алтарю, чтобы склонить пред ним свою безмятежную голову.
Зацвели яблони, по Москве разлилось благоухание ранета, оно затопило аллеи, склонило лебединые шеи над перламутром лунной колыбели.
Зашептались бульвары, затрепетала гладь реки, и задохнулся соловей, и потянулся от самых трав наверх тягучий медвяный шлейф, рождая вздох щемящего томленья.
Мы бились за стипендию под ритмы тотального диско, а головы кружил лирический дурман. И словно кара за беспечность накрыла нас беда — затянула в омут серых глаз, столкнула лбами и отбросила на край обрыва, туда, где сражаются дружба и страсть.
Он был сказочно хорош своей сдержанной мужской красотой, насмешливым равнодушием, которое будоражило, изводило, мешало признаться друг другу и себе самим, что мы по уши увязли и нет сил ни приблизиться, ни отступить. Он был единственным, кому я не навесила ярлык, и оставался просто Владом, гордым, недоступным и от этого еще более желанным.
Я тихо поскуливала, сознавая, что на Любашином фоне все мои шансы стремятся к нулю и, затаив дыхание, ждала, когда Любаша вступит в бой. Она не торопилась, держала паузу, а потом вдруг взяла и назначила Васику аудиенцию.
— Приходи не один, а с соседом по комнате, — велела она, — Мне хочется его поближе разглядеть.
В тот вечер она чудовищно накрасила лицо, обмотала голову синей шалью и надела длинное черное платье. С папироской в немыслимом мундштуке, Любаша выплыла навстречу гостям.
— Какой дивный вечер! — прокаркала она не своим голосом, — Я в полном и безудержном восторге! Присаживайтесь у камина или желаете пройтись по саду?
Васик тихо опустился на пол, Влад промолчал и хитро улыбнулся.
Любаша закатила глаза, посетовала на непогоду и незатейливый пейзаж в дождливом оформлении. Влад сощурился и снова усмехнулся:
— Почему ты так ужасно красишься?
— Вы ничего не понимаете, молодой человек, сегодня я вовсе не красилась.
— А что у тебя на лице?
— Моя скорбь по ушедшей весне.
— Куришь по этому же поводу?
— Я не курю, я источаю дым воспоминаний.
— А… ну, источай…
Влад медленно обошел нашу комнату, изучил эскизы в стиле «сюр», книжные полки, набор безделушек, потом обернулся к Любаше.
— Ты мне нравишься, — небрежно бросил он, — Мы могли бы встречаться.
Любаша повернулась в профиль, отставила мундштук и произнесла в пространство:
— Мы не можем встречаться, потому что ты мне не нравишься, и это неизбежный факт.
И в этот миг мне стало ясно, что сражение проиграно без единого выстрела. Все произошло молниеносно — одним движением руки Любаша сломала мне хребет и сокрушила оборону Влада.
— Самовлюбленный павиан, — вяло заметила она, когда мы остались одни.
— Ты о ком? — отозвалась я упавшим голосом.
Любаша вынула изо рта мундштук, сменила папироску.
— О том, что пониже.
— Мне показалось, что в угаре красноречия ты его не разглядела.
— Я зрю в корень.
— Умой глаза и узришь душу, — процедила я сквозь зубы.
На следующий день я собрала свои вещи и уехала к тетке. Любаша проводила меня равнодушным взглядом и ни о чем не спросила.
В пещере Бармаглота притихло даже эхо…
Одолев последний бархан тополиного пуха, чихая и кашляя, я завалилась в холл. В общежитии было пустынно — сессия закончилась, народ разъехался по домам, и только наш курс терпеливо домучивал ГОСы. Васик как всегда болтался у лифта. Увидев меня, нахмурил лоб, достал из пачки сигарету: