Жестокие ангелы - К. Л. Андерсон

Но возможно, я ошибалась. В конце концов, Дэвид имел большой исследовательский опыт. Он прожил со мной те же тридцать пять лет, что и я с ним. Наверное, именно он имел полное право позвонить Джо.

— Прости, Дэвид. Правда. — Я говорила искренне. Честно. Мне есть за что просить прощения.

Но Дэвид никогда не позволял идти лёгким путём и искать простых решений. Не собирался позволить и теперь. Когда он попал в поле моего зрения, он дрожал. Его большие, так много умеющие руки подрагивали, хотя он их плотно сжал в кулаки.

— И это всё, что ты хочешь сказать? — прошептал он. Дэвид, мой Дэвид не любил кричать. Чем больше он сердился, даже гневался, тем мягче и тише становился его голос. — Ты обещала! Ты поклялась, что с этим покончено!

Гнев, медленно нарастающий, суровый, как неумолимо подкрадывающаяся старость, стекался к тому месту, где хранилась моя любовь к Дэвиду. Если хотите, чтобы ярость разгорелась как следует, самое подходящее топливо для костра — чувство вины. Я не хотела, чтобы он был здесь. Он не принадлежал к этому миру. Это моя старая жизнь, которой я жила до того, как обзавелась семьёй. Я совершила путешествие во времени: назад, в прошлое. Он не имел права следовать туда за мной. Почему он не мог просто уехать?

— Ты говоришь, что веришь мне? Так поверь в то, что я на самом деле возвращаюсь!

«Уходи, уезжай домой, НЕ БУДЬ здесь. Это не твоя жизнь. Здесь тебе нет места!»

Черты его лица выражали неверие. Он медленно приходил в чувство. Как и я, он годами плыл против течения. Дэвид подошёл к низкой стене, окружавшей крышу, посмотреть на беспрерывно вспыхивающие городские огни. Он положил ладони на самый край, опершись на них всем своим весом, будто проверяя камень на прочность.

Будто проверяя на прочность самого себя.

— Как ты можешь вернуться в стражи, Тереза? — спросил он наконец. — Они сломали тебя.

— Они не сломали меня. Это искупители. Руки были скользкими от моей собственной крови. А ещё — боль. И отвратительные усмехающиеся физиономии, проникновенно и тихо напевающие о воле Бога…

— Тебя послали туда стражи.

— Я отправилась по доброй воле. Я знала о риске. — Вспышка гнева. Сильного и отчаянного. Я вскочила на ноги и сжала кулаки. — Чёрт возьми, прекрати обвинять стражей!

— Отчего же? — Дэвид неожиданно изменил направление разговора. — Ты сама годами винишь их во всём!

Да. Это так. У меня дрожали колени.

— Возможно, я была не права, — прошептала я.

— Так скажи мне теперь.

Я пристально смотрела на него. Мои глаза горели от волнения. Я чувствовала только усталость, изнеможение. Меньше всего я ожидала, что с моих полураскрытых губ сорвётся именно это.

Я рассмеялась.

Я растворилась в потоке смеха. Колени подогнулись, и я снова рухнула на скамейку, прижала руки к лицу, чтобы остановить слёзы.

Пока я пыталась снова взять себя в руки, рядом сел Дэвид, и я ощутила его тепло, его особенный, ни с чем не сравнимый запах.

— Прости, — сказала я.

— Всё в порядке, — ответил Дэвид тем безучастным, равнодушным тоном, который означал лишь то, что это касалось исключительно моей реакции в последний момент. Как минимум всё только начиналось.

Я подняла лицо, вытерла влажные ладони о брюки.

— Я не лгала тебе, — отрезала я. — Имею в виду — до вчерашнего дня. Я бы никогда не вернулась. Я имею в виду — ещё три часа тому назад я не лгала. — И это была правда. — Но… кое-что случилось, что-то очень нехорошее, Дэвид. Каким-то образом из-за хаоса и беззакония угроза возникла в самое неподходящее время.

Он ничего на это не ответил. Только переминался с ноги на ногу, царапая туфли о гравий. Такой же звук раздался, когда Джеримайя зацепил ногой ковёр. И я вспомнила гнев, с трудом сдерживаемый гнев, вибрации от которого расходились сквозь дверной проём кабинета Мисао.

— Должно быть, они в отчаянии, — прошептала я. — Отчего бы ещё они захотели, чтобы я вернулась?

Дэвид протяжно выдохнул:

— Оттого что ты пережила то, что не довелось больше никому.

Я подняла глаза и снова замолчала. Если его печаль взволновала меня, заставила потерять самообладание, то медленно пришедшее, вынужденное понимание, овладевшее им, окончательно меня уничтожило.

— Это правда война? — спросил он.

— Не исключено. Что-то плохое. Мисао напуган. Я никогда раньше не видела его напуганным.

— Но они не предъявили тебе никаких доказательств.

Я снова подумала о том, как Мисао сказал, что уверен в своих словах, но Джеримайя, который там был с Бьянкой, вернее, внутри Бьянки, признал, что они не нашли доказательств. Я изо всех сил старалась подавить это воспоминание, боясь, что Дэвид прочтёт сомнение в моих глазах.

— Они не могут предъявить мне доказательства, пока я снова не дам клятву.

— Клятву, которую ты готова дать только потому, что Мисао напуган, а Бьянка мертва.

— Нет! — Я потёрла пятнышко за правым ухом. — Потому что система, экспертом по которой я являюсь, признана горячей точкой, в которой вот-вот разразится пожар. Потому что они нуждаются во мне.

Если бы он был не прав! Я не спросила ни о чём. Не подумала.

Я была уверена, что стряслась какая-то беда. Я поверила — в системе Эразмус происходило что-то беспрецедентное. Но я не потребовала никаких доказательств. Они сказали, и я поверила.

Дэвид не отводил взгляда. Он лишь прикрыл на мгновение глаза, будто был совершенно спокоен. Все мои мысли он прочёл по следам душевной борьбы на моём лице. Наконец он вздохнул и стал пристально вглядываться в город, на долю секунды затерявшись в потоке огней и беспрерывного движения.

— Мы живём слишком долго, — снова заговорил он. Обеими руками откинул назад волосы. — Триста лет, четыреста… Мы создаём одну семью, две, три… подписываем контракты с людьми, с которыми мы живём, а на первое запланированное свидание являемся отрешившись от чувств. — Он усмехнулся. В моём пустом желудке что-то хлюпнуло, и меня затошнило. «Уходи. Это не твоя жизнь». — Ты слышала, что они пытаются изобрести способ стереть воспоминания о предыдущих семьях, чтобы можно было с лёгкостью вступить во второй или третий брак, не будучи обременёнными грузом прежних отношений. Конечно, юристам также придётся разработать особую форму, документ, позволяющий уведомить вашу предыдущую семью о том, что вы решили о ней позабыть и поэтому не стоит вас искать. Если только это сработает. — Дэвид продолжал: — Мне всё равно, чем они занимаются. Как бы то ни было — это одна жизнь. Эмоция наслаивается на эмоцию. Верность рождает верность. До тех пор пока мы не ответим всем этим знатокам, не сможем правильно поступать с другими.

Я задрожала от того холодка, который сковывал мою душу и стал медленно стягивать кожу.