Дочь мента - Елена Рахманина

Бэмби вышла из отдела в сопровождении этой женщины минут через сорок. На ней тонкое пальтишко и маленькие туфельки, скользившие на снегу. Я дернулся в её сторону, как только дверь за ней захлопнулась, но она, заметив меня, лишь полоснула безразличным взглядом потухших глаз. Погасил. Ублюдок. 

Он меня использовал точно таким же образом, как тот презерватив, что выбросил в мусорное ведро. Удовлетворил свои потребности, будто я резиновая кукла и моё тело тут же перестало его волновать. По наивности, но скорее из-за глупости, мне казалось, что с ним должно быть иначе. 

Если признаться себе честно, я хотела его с того самого дня, как впервые увидела в университете. И потом, даже когда он выпустился, я вспоминала о нём. Представляла Скуратова, когда меня целовал Игорь, и пилюля переставала быть горькой до тошноты. А когда оставалась одна, удовлетворяя себя, моё воображение рисовало руки Богдана на моём теле, его ласки и губы, пока эта картинка в моей голове не доводила меня до экстаза.

Если бы он не встретился мне тем заснеженным вечером, я никогда бы не решилась совершить поступок, который перевернул мою жизнь с ног на голову. Поцеловав его, я распрощалась с привычным существованием, когда, вставая с утра, я знала, чем закончится вечер. Теперь же я не знала ничего. 

Но Богдан так изменился со времен учёбы, даже черты его лица стали резче, грубее, а глаза, как чёрная дыра во Вселенной, затягивали в себя и превращали в ничто. После него я и стала никем. Меня так тянуло в эту неизвестность, в его пропасть, мне хотелось в него окунуться с головой, задыхаться в нём, пока воздуха совсем не останется. И вынырнуть обратно, как после крещения, другим человеком. 

Неискушённая девочка пожелала украсть у него частичку источаемой им уверенности, присвоить её себе, чтобы не бояться бороться и отстаивать свою свободу перед отцом. Но он не и не подумал со мной делиться, он просто забрал себе то, что я предложила ему, не отдав ничего взамен.

В определённый момент я поняла, что его жестокость и грубость не часть какой-то непонятной мне игры. Его прикосновения были переполнены жгучей яростью, которую я не заслужила. Слишком поздно я осознала, что мой выбор привёл совсем не на ту дорожку, и, когда я попыталась с неё свернуть, никто меня не услышал. Остановить Скуратова все равно что остановить надвигающееся стихийное бедствие – совершенно бесполезно.

Он даже ничего не понял, когда вошёл в моё тело, раздирая членом, прорываясь в меня так, будто атаковал неприступную крепость любой ценой. Мне казалось, ко мне применяют дикую средневековую пытку, намереваясь разорвать, натягивая на кол, причиняя острую боль продолжающимися фрикциями по раненому нутру. Снова и снова. Я задыхалась от ужаса, пытаясь отстраниться, царапая и ломая об него ногти, но он будто ничего и не замечал, наслаждаясь моими муками. 

Скуратов просто выпотрошил меня этим совокуплением, испачкал, использовав для собственных нужд, не только не подумав о моем удовольствии, но даже о том, что причиняет мне страдания. Когда он кончил и вышел, я чувствовала лишь пульсирующую боль между ног и отвращение к самой себе за то, что отдалась человеку, которому настолько безразлична. 

Жалость к себе была такой всеобъемлющей, что я не могла сдерживать слёзы. Они сами катились по щекам, и я надеялась, что он не видит их, не желая показывать, как сильно он меня растоптал. 

Я бежала спотыкаясь по лестнице, едва разбирая дорогу, когда попала в руки Милы. Ей не нужно было ничего объяснять, она обняла меня, шепча на ухо слова успокоения, потом помогла умыться в туалете, закрыв нас в кабинке с умывальником. 

– Ох, Улька, что же ты наделала. Скажи, он тебя силой взял? – подруга смотрит мне в лицо, а сама ревёт, и я боюсь представить, какой она меня сейчас видит, раз моя железная Мила, готовая дать отпор каждому, так расклеилась. Слова не лезут с губ, я просто качаю отрицательно головой. 

– Ты же молчунья, я и не подозревала, что тебе нравился Скуратов, – немного успокаиваясь, продолжает она, стирая с моего лица следы туши, – а то бы рассказала тебе про него. У него же девчонки всегда менялись, как авто, – каждый сезон на более свежую модель. А в груди вместо сердца льдинка.

Бросаю на неё взгляд. Да, не знала. Почему-то думала, что он не такой. Смотрела на него издали и видела лишь достоинство и благородство, а на деле…

С её помощью я быстрее справилась, и сейчас единственное, чего мне хотелось, это поскорее вызвать такси и уехать к тёте, чтобы принять душ, нареветься под его струями и лечь в постель. Надеялась только, что она будет уже спать, когда я вернусь, иначе, если увидит меня такой, страшно представить, что подумает. А если вдруг, так же как и подруга решит, что меня изнасиловали, не только сообщит моему отцу, но и будет настаивать на том, чтобы дело довели до суда. 

– Потом поговорим, Мил. Я хочу побыть одна, – обнимаю её на прощание и быстро убегаю, не дав возможности возразить. 

Передав бирку, я стояла в ожидании, пока сонная гардеробщица отыщет моё пальто. Мне было неловко за свой внешний вид, но полагаю, она и не такое повидала за время работы в ночном заведении, поэтому вернула мне верхнюю одежду, даже не взглянув в лицо. Холодный зимний воздух полоснул по обнажённым ногам, когда я увидела, как двое парней в милицейской форме заходят в клуб. Первой мыслью было, что кто-то позвонил «ноль два», но стоило разглядеть их, я поняла – это за мной. 

Они работали в том отделе милиции, где мой отец занимал место начальника. Увидев меня, они стушевались, лица покраснели уже не от мороза, а от неловкости. Тот, что был помладше, увёл взгляд в сторону, а старший, сняв фуражку, подошёл поближе, явно находясь не в своей тарелке.

– Ульяна, здравствуй, – кивнул он мне, изучая моё заплаканное лицо, и всё же, перед тем как продолжить, посмотрел куда-то за моё плечо, вместо того чтобы сказать глядя в глаза, – твой отец попросил доставить тебя на ночь во второй отдел милиции. В изолятор временного содержания. 

Я медленно опускаю веки, чтобы не застонать от обиды и разочарования. Должно быть, кто-то из его подчинённых или знакомых увидел меня в клубе, иначе мне нечем объяснить эту оперативность. Второй отдел милиции… не отдел отца, тётя, если примется меня искать, найдёт не сразу. Отец всё продумал.

Сев в холодный уазик, я отстранённо пялилась в покрытое инеем окно, изучая узоры. Даже не думала, что эта ночь может стать ещё ужасней, но папа сумел превзойти мои ожидания.

Он стоял у входа в отделение милиции, в форме с накинутым на плечи пальто. Бравый защитник правопорядка этого города. Заметив меня, он приподнял верхнюю губу, словно испытал омерзение от моего внешнего вида, стиснул челюсти, демонстрируя желваки и всё своё отношение к неподобающему поведению дочки. 

– Ты похожа на шлюху, Ульяна, – сжав мою руку чуть выше локтя, когда я едва не упала в снег, поскользнувшись на каблуках, озвучил свои мысли Владислав Николаевич, – поэтому как шлюха и проведёшь эту ночь. А после – поговорим.