Вкус одержимости - Елена Лабрус

— Ошибаюсь? — посмотрела я на его сведённые злобой скулы и поспешно закрыла глаза, чувствуя, как они снова заполняются слезами. — Вряд ли, потому что ничего такого я не думала. Просто хотела дать понять: не нужны мне ваши советы. Не надо учить меня жить и рассказывать про чувство вины, если вы сами ничего в этом не понимаете, — всхлипнула я, комкая салфетку.

Ни черта не помогает твоё вино, Алан Арье!

Приступ злости резко сменился острой жалостью к себе.

Вот что я тебе сделала? В чём виновата, что ты меня едва терпишь? В чём провинилась лично перед тобой?

Я посмотрела на него ненавидяще.              

— Знаете, что? Я не просила меня спасать. И, если вы думаете, что горела желанием снова оказаться в вашем доме, то сильно ошибаетесь. Мне и первого раза хватило. Ни знать вас, ни раздражать, ни стать неожиданной обузой, я тоже не мечтала. И не надо со мной нянчится, — я оттолкнула тарелку, что он держал в руках.

— И не собираюсь, — швырнул он посуду на стол. Встал, скрипнув по полу сдвинутым креслом. — Захочешь — сама поешь.

— Надо было просто вызвать полицию и всё! — крикнула я ему вслед.

— Надо было, — ответил он ледяным тоном, не обернувшись.

Его твёрдые шаги затихли где-то за пределами гостиной.

Стало так тихо, что шелестящий за окнами тихий дождь казался ливнем. Догорающие в камине дрова — настоящим пожаром. И откуда-то издалека долетал странный звук, словно жужжало огромное насекомое.

Грудь невыносимо жгло. От обиды, горечи, несправедливости. От непонимания чем я всё это заслужила. И вот это всё — тоже.

Я хочу домой! Хочу всё забыть! Хочу вернуть свою жизнь!

Пусть в ней было мало радости, очень мало денег и много работы, но это была моя жизнь. И она мне нравилась такой, какая была.

Чёртова капризная девчонка!

Я рывком открыл дверь на улицу в задней части дома.

— Воу! Воу! Потише, Ваша Дьявольская Горячность, — оттолкнулась Зои от стены, у которой стояла, упираясь рукой. — Я, конечно, знаю, что выдержка не твой конёк, но попа-боль — это не то, за чем я прилетела. Хотя… — она смерила меня взглядом, но даже с высоты своих каблуков и модельного роста снизу-вверх, — прежний Алан Арье всегда нравился мне куда больше, чем та хладнокровная рептилия, в которую тебя превратила Кира.

Она провела острым как стилет ногтем по моей щеке.

— И я рад тебя видеть, подружка Федэ, — гаденько улыбнулся я.

Она фыркнула, как запачкавшая лапы кошка, проходя мимо меня в дом.

Как говорится, вот и обменялись любезностями. 

— Ну, рассказывай. Она хорошенькая? — чертила Зои по стене своим чёрным акриловым стилетом с замысловатыми медными узорами, издавая противный скрежещущий звук, пока спускалась по лестнице.

— Она подавлена. И она злится, — шёл я следом, уже жалея, что её позвал.

Во-первых, я не хотел говорить о девчонке. Она мне надоела хуже горькой редьки.

А во-вторых, обтянутая чёрным кожаным платьицем упругая задница и плавно покачивающиеся стройные бёдра Зои — не то, от чего легко оторвать глаз. И то, что мы друзья уже лет десять, а она даритель, донор и любовница одного из самых влиятельных людей Семьи, её главы — Федэ, (в миру известный как Феликс Делоне, разменявший шестой десяток лет владелец одного из французских концернов, объединявших производителей предметов роскоши), не отменяло того факта, что мы с Зои стали близки после смерти Киры, в моём доме была бомба замедленного действия в лице плачущей блондиночки и секс мне сейчас был нужен больше, чем воздух.

— Гнев, мой дорогой, — обернулась Зои на последней ступеньке, — вторая стадия принятия неизбежного. Я бы на твоём месте ему радовалась, скоро она будет торговаться и спорить, потом впадёт в депрессию. Вот это дерьмо так дерьмо. А гнев, — задрала она голову, — ты не вышел из этой стадии до сих пор.

— Как ты жива до сих пор? С твоей-то способностью говорить «приятные вещи».

— Признайся, именно за это ты меня и любишь.

Она замерла в такой опасной близости, что я чувствовал всё: лёгкий фужерный запах её духов, скрип резинок тесного бюстгальтера, стянувшего рвущуюся наружу грудь, масла, которыми пахла кожа её платья и кожа её тела, увлажнённая выскобленная и натёртая до блеска. Кашемировая мягкость её богатых каштановых волос, пахнущих дождём тоже не осталась не замеченной ни одним из моих органов.     

— Не провоцируй меня, Зои, — зная, что сегодня вряд ли смогу остановиться, я обогнул совершенное тело этой дьявольски красивой женщины и пошёл вперёд ровно в тот момент, когда после обязательной прелюдии с колкостями, она потянулась бы к моим губам.

— А чего ты ждал? — полетел мне в спину обиженный возглас женщины отвернутой.

— Ты сейчас о себе или о девушке, для которой мне понадобилась твоя профессиональная помощь? — не обернулся я, продолжая свой путь. — И если о ней, то я точно ждал не того, что мне придётся столько с ней возиться. Единственное, чего я жду сейчас — чтобы она убралась отсюда как можно скорее.

— Ей не понравился мой рисунок? — Застучали вслед каблучки.

— А тебе бы понравилось, если бы у тебя на груди вырезали нечто вроде пентаграммы, какой бы небесной красоты она ни была?

— Я художник, а не волшебница. Я создаю крокѝ, рисунки для тканей. Иногда балуюсь мехенди, рисунками хной на коже.

— Боюсь, как бы не был эстетически совершенен любой твой эскиз, она всё равно предпочла бы нетронутую белизну даже рисунку хной, не говоря уже о шраме.  

— Хочешь, я с ней поговорю?

— Нет. Хватит о ней, — толкнул я дверь в лабораторию. — Я позвал тебя не за этим. Ещё два-три дня и её здесь не будет.

Я развернулся так резко, что Зои врезалась в мою грудь. Но именно на это я и рассчитывал. Мои пальцы скользнули сквозь мягкие локоны её волос, подхватили за шею. И наши губы встретились. Её несдержанный стон завибрировал между нами, ещё больше разжигая огонь.

Подтянув за талию, я прижал её к себе.

— Алан, — выдохнула Зои, подчиняясь, когда её спина упёрлась в стену. Её полынные глаза потемнели до цвета мха. И тлеющее в них желание вспыхнуло пожаром.

Этот жар опустился вниз от покалывающих губ до настойчивой выпуклости в моих штанах.

— Хочу тебя, — прошептала она, оставляя дорожку горячих поцелуев на моей шее, груди, животу, расстёгивая пуговицы рубашки.

Дьявол! Я покачнулся, упираясь руками в стену, когда она опустилась на колени и её ловкие руки дёрнули вниз молнию на брюках. Её острые зубки прошлись по конкуру возбуждённого члена, и легонько прикусили головку сквозь тонкую ткань.

Дыхание перехватило.