Черно-белый оттенок нежности - Юлиана Мисикова

в его руках, послушной марионеткой, с помощью которой он отвлекал внимание спецслужб от их деятельности. Он изначально готовил ее для того, чтобы безукоризненно сыграть свою роль в придуманном ими спектакле. Для них она была не более чем разменная монета, пешка, которой легко пожертвовать. А он был для нее целыми миром, ради которого она предала всех, кто любил ее и пытался помочь. Она предала свою семью, родителей, обрекая их на позор и отчаяние, друзей, которые до последнего пытались открыть ей глаза на действительность, преподавателей, которые пытались вразумить ее, не дать погубить свою жизнь. Она не задумываясь перешагнула через всех и каждого, на пути к Миру и теперь осталась совсем одна, брошенная на произвол судьбы в этой холодой тесной камере из которой нет выхода.

Возможно так и должно быть? Возможно это ее кара за содеянное? Возможно для нее уже нет выхода и обвинительный приговор будет достойным завершением ее никчемной жизни?

Она открыла глаза и резко поднялась с нар, на которых лежала, сжавшись в комок. От резкой смены позы закружилась голова и ей пришлось крепко вцепиться в железные прутья кровати, чтобы не упасть. Когда приступ головокружения прошел, она медленно встала и прошлась по узкому пяточку камеры, в тысячный раз считая собственные шаги. В голове лихорадочными потоками бились разные мысли, но чем больше времени она здесь находилась, тем меньше станвилась ее мотивация выбраться отсюда, докаказв свою невиновность. Да и как это сделать? У ее родителей нет денег на хорошего адвоката, а на защиту предоставляемую государствоим расчитывать не приходилось. Им не выгодно докапываться до истины и доказывать ее невиносность, им надо поскорее закрыть дело. Есть обвинение, есть обвиняемый, дело за малым – вынести обвинительный приговор и все будут довольны.

Ее взгляд метнулся вверх, потом вбок, окинув каждый угол ненавистной камеры. Скорее всего эта камера станет для нее могилой, но мозг по прежнему отказывается поверить в это, цепляясь за шальную надежду. Эта огония будет продолжаться вечно, пока она дышит, пока бьется ее сердце, пока она способна хоть что-то чувствовать. Но выход есть, он должен быть всегда. Так учил ее дедушка. Выход есть, надо только суметь найти его. Она сделала еще несколько кругов по камере и снова обессиленно опустилась на кровать. сердце колотилось где то под горлом, на глаза наворачивались непрошенные слезы, но разум был как никогда ясным. Кажется она нашла выход. То, что она собиралась сделать, было не спасением, но несомненно освобожднением от этой нескончаемой пытки одиночеством. Приняв окончательное решение, она успокоилась и закрыв глаза, провалилась к глубокий тревожный сон.

Проснулась она от лязга открываемой двери и тут же вскочила на ноги, забившись в угол и затравленно глядя на неожиданного визитера. Она давно усвоила одну простую истину – от визитов надзирателей ничего хорошего ждать не стоит. Дверь медленно, со скрипом открылась и в проеме показался один из наздирателей. Окинув ее полным отвращения взглядом, процедил сквозь зубы:

– На выход. К тебе посетитель.

Она удивленно вскинула брови, не в силах поверить, что ее решил кто-то навестить. Она уже забыла, когда к ней последний раз кто-нибудь приходил. Так же, как и забыла сколько времени она здесь находится. Сейчас за окном зима… А ее арестовали летом, значит прошло около полугода. За все время ее пребывания здесь родители пришли к ней всего один раз. Они были молчаливы и холодны, уговаривали ее образумиться и рассказать полицейским все, что она знает про Мира и его шайку. Он она сказала что ничего не знает, а если бы даже знала – не сказала бы. Они не удивились, словно именно такой ответ и ожидали услышать, и ушли не прощаясь. Брат так ни разу не навестил ее здесь, видимо пытаясь избежать позора. Из бывших друзей и однокурсников тоже никто не пришел, словно ее и не существовало никогда. Но она не винила их в этом, прекрасно понимая их позицию. Пару раз приходил общественный защитник, которого ей назначили. Он выглядел отвлеченным, вяло задал несколько вопросов и поспешил удалиться, словно тюремные стены душили его, лишая способности рассуждать здраво. С тех пор ее больше никто не посещал и она была этому только рада, так как видеть человеческие лица превратилось для нее в настоящую пытку. Она устала от ненависти, презрения, осуждающих взглядов и немых упреков. Если она и совершила ошибку, то сполна заплатила за нее своим заточением. Это ее дело и никого больше не касается.

Все эти мысли вихрем пронеслись у нее в голове, пока ее вели длинными полутемными коридорами в комнату для свиданий. Она медленно шла за охранником, со скованными за спиной руками, опустив голову и без всякого интереса, кого сейчас увидит. Ей было все равно.

Войд в просторное полутемное помещение, разделенное на две половины железными решетками, она нерешительно остановилась, окинув ищущим взглядом полупустой зал. Охранник толкнул ее в спину, указывая на свободный стул напротив решетки. По другую сторону решетки на таком же стуле сидел мужчина средних лет. Высокий, красивый, статный. С харизматическим волевым лицом и бескомпромиссным взглядом. Одет от был элегантно и строго – в дорогой классический костюм, из под которого торчал край белоснежной рубашки. Короткая стильная стрижка, гладковыбритое лицо, умные проницательные глаза. Он сидел потупив взор, словно рассматривая неведомый рисунок на столе, сложив руки перед собой. Бросив беглый взгляд на его сильные, но ухоженные ладони, она заметила золотое обручальное кольцо на безымянном пальце. Услышав звуке шагов, мужчина поднял глаза и их взгляды встретились. На лице мужчины появилась слабая тень улыбки, ее же взгляд оставался затравленно-колючим.

Подождав, пока надзиратель уйдет, мужчина заговорил, непроизвольно поправив обручальное кольцо на пальце.

– Ну здравствуй Мадина.

Она ничего не ответила, глядя на него в упор.

– Ты наверное удивлина моему визиту и у тебя много вопросов.

Она покачала головой и произнесла с вызовом.

– Вопросы есть у вас, раз вы сюда пришли.

В ее голосе звучала нескрываемая агрессия, защитная реакция, выработавшаяся на многочисленных допросах.

– Если ты думаешь, что я пришел допрашивать тебя, то ты ошибаешься. Я не из спецслужб.

«Тогда кто же вы» – хотелось выкрикнуть ей, но она заставила себя промолчать.

– Я – твой друг и хочу помочь тебе.

Услышав эти слова, она чуть не рассмеялась в голос, но сдержала этот неуместный порыв. Сколько раз она слышала такие фразы за время своего заключения. Почти каждый из следователей, допрашивающих ее начинал разговор с этой фразы. Они все