Завоевательница - Эсмеральда Сантьяго

— А в сельской местности все просто ужасно, — сетовала донья Леонора, раскрывая веер и провожая прибывших наверх. — Уже несколько недель не было дождей. Урожай гибнет, а скот…

— Постой, дорогая, не надо плохих новостей, они только приехали, — остановил жену дон Эухенио.

— Мне кажется, вы подросли, — заметила донья Леонора, как всегда обращаясь к сыновьям, словно они были одним человеком. — А ты, Ана, немного поправилась. Щеки округлились. Тебе очень идет.

Они вошли в гостиную с высокими закрытыми дверьми-жалюзи, которые вели на балкон, заставленный горшками с геранью и гарденией. Солнечные лучи пробивались сквозь полуприкрытые жалюзи, воздух наполнял цветочный аромат, и Ана снова почувствовала приступ дурноты из-за обилия света, цвета, запаха и чрезмерной жары. Рамон усадил ее в кресло подальше от балкона, там, где было попрохладнее. Ана обрадовалась, увидев мебель из дома Аргосо в Кадисе. Массивные резные деревянные спинки и подлокотники показались ей такими родными, такими… испанскими.

— Ваша арфа! — воскликнула она, обнаружив в углу еще один знакомый предмет.

— Да, она прекрасна! — Донья Леонора с нежностью взглянула на инструмент. — Доставили без единой царапины, напрасно я переживала. Можете себе представить, как мне ее недоставало.

— Она волновалась о ней больше, чем обо мне! — улыбнулся дон Эухенио.

Ана заметила, что Элена, по-видимому, не знает, куда себя деть, словно прибытие такого количества людей нарушило привычную гармонию. Она уселась возле дона Эухенио, в кресло, которое он указал. Элена переводила взгляд с Рамона на Иносенте, избегая глаз Аны. В конце концов она посмотрела на подругу, вспыхнула, опустила ресницы и сжала губы.

— Вы поиграете нам потом, мама? — спросил Рамон.

— Конечно, сынок. Я так счастлива, что мы снова вместе. — Донья Леонора смахнула слезинку. — Это было очень трудное испытание…

— Давайте выльем кофе, — прервал жену дон Эухенио, и Элена вскочила, чтобы позвонить горничной.

— Мы тоже по вас скучали, мама. — Рамон взял мать за руку. — И приехали при первой возможности.

— Но вы снова нас покинете. — Она укоризненно взглянула на невестку.

Ана старалась избегать взгляда свекрови и искала глаз Элены, хотя понять их выражение было невозможно. «Да она просто бесит меня своей скромностью и покорностью» — внезапно подумала Ана. Ей хотелось разрушить самообладание подруги и разбудить подлинную, пылающую страстью Элену.

— Естественно, нам надо ехать на гасиенду, — сказал Иносенте. — Но пару месяцев мы проведем с вами в Сан-Хуане. Вы должны показать нам город. Не сомневаюсь, вы уже познакомились со всеми стоящими людьми.

— Ты же знаешь, сынок, вашу мать не удержать! — ответил дон Эухенио. — Они с Эленой завели множество друзей и постоянно наносят кому-то визиты.

— В основном мы навещаем больных и стариков. Правда, Элена?

— Да, мы много занимаемся благотворительностью.

— Вы, несомненно, по дороге сюда видели попрошаек.

— Бедные есть в каждом городе, — вмешался дон Эухенио. — Сан-Хуан — не исключение.

Вошла горничная с серебряным узорчатым подносом, который тоже прибыл из Ющиса. Она двигалась с боязливым смирением женщины, всю жизнь проработавшей в услужении.

— Может, ты хочешь чего-нибудь холодного? — тихо спросила Элена, заметив, что подруга колеблется, глядя на чашку кофе. Ее прекрасные голубые глаза все так же были опущены.

— Да, — ответила Ана. — Пожалуйста, принесите мне воды. — И поняла, что Элена знает все. Все про нее, Рамона и Иносенте.

В Сан-Хуане они провели больше двух месяцев. После полудня Ана сопровождала Элену и донью Леонору. Они наносили визиты знакомым дамам, главным образом женам, сестрам и дочерям офицеров гарнизона в Эль-Морро. Новости из Испании приходили на остров с опозданием в несколько недель, поэтому местные жительницы с жадностью слушали рассказы о последних событиях на континенте и охали и ахали, восхищаясь приданым Аны. Они посещали мессу в скромном Катедраль-де-Сан-Хуан-Баутиста, где пахло сыростью, свечным воском и прихожанами, посещали монастыри, шили сорочки для доминиканских монахинь, присутствовали на праздновании по случаю открытия первого на Пуэрто-Рико работного дома Каса-де-Бенефпсиенсия.

В Сан-Хуане, в целом испанском городе, все было привычно, однако Ана чувствовала тревогу, поскольку понимала, что столица — лишь промежуточная станция, вынужденная остановка на пути к настоящим приключениям, ожидавшим ее по ту сторону горной гряды.

Замешательство Элены, вызванное сдержанной вежливостью Иносенте по отношению к ней, воздвигло между подругами невидимую стену. Они не могли больше, как в годы учебы, прятаться под одеялом на одной из кроватей, шептаться, хихикать и ласкать друг друга. Кроме того, Ана не видела способа облегчить страдания Элены. Уж точно не стоило раскрывать секрет странных отношений с близнецами, пусть даже Элена и сама уже догадалась, что оба брата влюблены в подругу.

Элена не простила бы ее за отказ от плана, который они так тщательно разработали, чтобы никогда не разлучаться. Они должны были стать невестками, женами братьев. Никто не заподозрил бы их истинных намерений. Они могли бы жить в одном доме или поблизости, и ни один человек не стал бы задавать вопросов, поскольку это выглядит совершенно естественно, когда близнецы селятся рядом. Они исполняли бы свой супружеский долг, поддерживали уют в доме, рожали братьям детей. Любовь к мужьям в их план не входила. В те ночи, когда Рамон и Иносенте уходили бы к своим любовницам, — а это неизбежный финал для женатых мужчин, — Ана с Эленой не стали бы, комкая носовые платки, мерить шагами спальни, зажигать свечи, умолять святых заступников вернуть мужнину любовь и давать клятвы не пропускать мессы и новены в соборе. В эти ночи им полагалось бы оставаться в одиночестве и проклинать вероломство своих мужчин, но вместо этого они любили бы друг друга.

Ане было шестнадцать, а Элене пятнадцать, когда им пришла в голову идея выйти замуж за близнецов. Девушки несказанно обрадовались своей находчивости: им удалось бы избежать судьбы, типичной для женщин их круга, — брака по расчету. Ана с Эленой нашли блестящий выход — так можно было следовать правилам и одновременно восставать против них, и никто не придумал бы лучшего решения. Пока они мечтали о своем будущем, Ана страстно любила Элену, и ее жар не остыл за пять недель замужества. Но Ана решила, что ее отношения с Рамоном и Иносенте, однообразные, а иногда отвратительные, — это цена, которую необходимо платить за мир на противоположной стороне острова. Она обратила свой взгляд в будущее, и чувства к Элене, некогда такие сильные, начади истаивать и терять краски, словно корабль, неумолимо уплывающий к горизонту.

По вечерам, если дамам не требовался эскорт, дон Эухенио, Рамон и Иносенте посещали офицерский клуб или один из игорных домов. Как и в Испании, женщины из высшего общества жили затворницами в собственных домах. В городе-крепости вроде Сан-Хуана их можно было увидеть на улицах, как правило, только в сопровождении слуг или мужчин. Когда муж и сыновья уходили, донья Леонора пользовалась возможностью помузицировать, Ана же с Эленой поступали так, как и все остальные местные жители, когда им хотелось глотнуть свежего воздуха. Они забирались на плоскую крышу, откуда открывался волшебный вид на город, гавань, серый Атлантический океан и затененную горную гряду, тянувшуюся через весь остров с востока на запад.