Свиньи не смотрят на звёзды - Андрей Ворон

запустеть? Остались-то только дачники, которые на выходные да на лето, или те, кто огородом, охотой живёт. Мы с Серёжкой тоже уезжать хотим, а то ведь ему на следующий год в школу. Да вот, никак дом не могу продать, не знаю, что и делать будем.

— А что за дворец в конце дороги?

— А, так это Москвичи приехали. Забабахали себе домище — рабочие два года шумели. А они и знаться ни с кем не хотят, на своём джипище чёрном приезжают да ворота запирают. Только ночами светомузыки больше, чем на сельской дискотеке. Мы ведь и общаться с ними пробовали, и на общие посиделки звали, а они ни в какую. Скажут только «нет, мол, спасибо», да рожу скорчат кислую. Ну, дело-то хозяйское, мы отдельно — Москва отдельно.

***

Однажды вечером, Афоня, как обычно, лежал на кровати и о чём-то размышлял. С улицы послышался шум мотора, чья-то машина медленно проезжала мимо. Баба Зина пошуршала к окну своими старыми тапками — водитель заметил её и бибикнул в приветствие.

— Зорины приехали.

Где-то через полчаса постучали. Баба Зина очень бодро ковыляла к двери — «а вот и Людка пришла».

— Здравствуйте, Зинаида Николаевна! Как поживаете?

— Неплохо поживаю, неплохо.

Они крепко обнялись.

— Я вам тут и гостинчиков привезла! А где Серёжка? Серёжа, иди сюда!

Гостья подала бабе Зине пакет, а прибежавшему Серёже вручила цветастую коробку с игрушечной машиной.

— Баб Зин! Давайте я Вадика позову, он вам сразу и дров наколет, а то у вас, неверное, закончились?

— А вот и не нужно, у меня, Люда, радость — очень дальний родственник меня разыскал. Теперь тут живёт и с хозяйством помогает. Афоней звать.

— Да ну?! Серьёзно?! Баб Зин, как я за вас рада!

Афоне стало нестерпимо интересно, и он решил выйти познакомиться. Рядом с бабушкой стояла ухоженная симпатичная женщина. Темноволосая, тридцати с небольшим лет, одета в спортивный костюм, очень радостная и приветливая.

— Здравствуйте, я Афоня.

— Очень приятно, я Люда, соседка ваша. Мы с мужем сюда отдыхать приезжаем. Ну и бабе Зине вот помогаем немного, а то ей одной-то тяжело очень, хорошо хоть вы нашлись. Мы, кстати, завтра посиделки у себя устраиваем, вы приходите, поближе познакомимся.

Люда ещё раз спросила, точно ли ничего не нужно, затем попрощалась и ушла, повторив, что завтра ждёт в гости. Баба Зина заперла за ней дверь и предложила Афоне выпить чаю. Она достала из подарочного пакета печенье, фрукты, конфеты. Бабушка была в очень приподнятом настроении.

— Это Люда, соседка. Хорошая девочка. Как узнала, что я одна не справляюсь, так помогать стала. И муж у неё очень хороший. Да вот, приезжают они только редко. Я сама-то Серёженьке ни конфетку лишнюю, ни игрушечку купить не могу. А вот, есть ещё добрые люди, не перевелись.

На лице у бабушки проскочила пара слезинок. Но она быстро отогнала грусть и стала заваривать чай.

— Баба Зина, я вот спросить тебя всё хотел. А чего ты меня так сразу жить к себе позвала? Откуда знала, что я не плохой человек?

— Ну, ты спросил, я ведь жизнь прожила, всякого повидала. Плохого человека сразу видно. А ты несчастный, потерянный. Да и примета у меня была. Я последнее время всё молилась, чтоб Бог мне помощь какую послал, чтобы не одной всё тащить. А тут ты стучишься побитый, потрёпанный. Ну, я и решила, что не бывает совпадений-то таких. Тебя мне Бог послал.

Они выпили чаю и Афоня снова ушёл в комнату валяться на кровати. Он лёг, расслабился и внимал всему, что происходит вокруг. Слушал, как за окном стучит дождь, как местные что-то кричат вдалеке, как бабушка хлопочет на кухне, зовёт Сержу ужинать, затем укладывает, тихо и ласково рассказывает что-то перед сном. Потом снова на кухню, слегка прихрамывая — моет посуду. Света в доме становится всё меньше и меньше, пока не остаётся лишь тусклый огонёк лампадной свечи. Маленький огонёк освещает икону и беспокойное бабушкино лицо, пускает по тёмному дому едва заметные лучики. Бабушка стоит у иконы, изредка вздыхает, тяжело и глубоко, шепчет молитвы. Шепчет так же тихо и ласково, как укладывает спать единственного внука. А затем и этот последний огонёк затухает — дом погружается в сон.

***

Афоня и сам не замечал, как быстро привыкает к сельской жизни. Таскал воду, работал в огороде, копал, колол, мебель в доме починил. Но вся эта новая жизнь давалась так легко лишь потому, что было всё равно где ложиться спать, что есть и чем заниматься. У него не было цели в жизни, не было ничего, что толкало бы вперёд. Особенно ярко и отчётливо он это ощутил, когда из рациона стал пропадать алкоголь. А работал Афоня так охотно лишь по одной причине — пытался заткнуть своих внутренних демонов. Когда он чем-то занимался — забывал об остальном мире, полностью погружался в себя и ничего не замечал. Та удушающая тоска, которую он глушил годами, снова выходила наружу. Она пожирала Афонин разум, заставляя воскрешать в памяти всю его жизнь, заставляя искать в ней смысл, причины вставать по утрам. Он этих причин найти не мог.

Сегодня Афоня думал только о походе в гости, он хотел напиться. И как бы долго ни тянулся тот день, вечер всё-таки наступил. Около шести часов зашла Люда и сказала приходить к восьми. А когда Афоня и баба Зина уже стояли на пороге, к ним ещё постучался Юра.

— О, так вы готовы. Хорошо. Я подумал, не забыла ли вас Людка. Ты, Афоня, ведь не знаешь ещё, каждый раз, как Зорины приезжают, мы у них всеми деревенскими собираемся — это уже традиция.

Все в этот вечер были навеселе, неспешно двигались в сторону музыки и аромата шашлыков. На участке Зориных был накрыт большой стол, рядом хлопотала Люда. У мангала стоял сам хозяин — Вадик. Он отвлёкся, только заметил гостей, подошёл здороваться. Это был атлетично сложенный, коротко стриженный молодой мужчина, очень весёлый и приветливый. Сказал, что скоро начнут и что гости могут чувствовать себя как дома, а сам скорее побежал обратно, к шипящему над огнем мясу.

Афоня с Юрой нашли местечко с краю стола и сели там. Они болтали о всяком, а когда приходили новые гости, Юра рассказывал, кто есть кто. Почти сразу за ними прошмыгнул седовласый мужичок в зелёной куртке. Не успели Юра с Афоней его заметить, а он уже руку протягивал. Юра обрадовался, похлопал его по плечу.

— Это