Юрий Гагарин. Первый полёт в документах и воспоминаниях - Антон Первушин

Юра рос компанейским, учился хорошо, в этом ему память помогала. Он раз-два прочтет — уже чуть ли не наизусть помнит. Знаниями любил делиться, поэтому частенько занимался с отстающими. Вообще чувство долга у сына, у товарищей его было развито сильно. Оно сказывалось во всем, даже в том, как следил Юра за своим внешним видом. Пионер должен быть примером! Товарищи выбрали его председателем совета отряда. Каждый вечер он наглаживал свой пионерский галстук.

К концу учебы в четвертом классе заболел Паша Дешин, его ближайший товарищ. Тогда многие ребята малярией мучались. Высокая температура, озноб так выматывали, что человек силы терял. Юра ходил к другу каждый день. Когда приступ у Паши закончится, станет уроки объяснять, вчерашнее задание спрашивать. Подбадривает.

Через месяц Дешин вернулся в класс. Вызвала его Нина Васильевна к доске, задание дала, он все примеры, задачи решил. При всех учительница Юру поблагодарила. Потом даже на родительском собрании отметила, что Гагарин — хороший товарищ.

Экзамены за четвертый класс Юра сдал на «отлично», а Паша — на «хорошо» и «отлично».

Ничем не отличался Юра? Отличался! Он умел почувствовать боль другого человека. Однажды запустил из окна построенную модель самолета. А она возьми да упади на прохожего. Я, конечно, вызвала озорника в учительскую. Он не только уговорил пострадавшего, но и извинился перед ним. Когда тот ушел, Юрик просил меня не сообщать маме, у нее, мол, и без того тяжко на душе. Обещал впредь грубо не шалить. Не припомню, чтобы он когда-либо не сдержал слова.

В пятый класс Юра пошел в 1947 году. Базовая еще более или менее под школу была приспособлена, а средняя разместилась в двух больших жилых домах дальше по Советской улице. В одном сейчас живут, а второй, который прозывался «бабикатина изба», — сломался. В школу они были превращены в силу необходимости: в Гжатске после фашистского нашествия оставшихся пригодными зданий было наперечет. Уцелевшие дома, требовавшие небольшого ремонта, сразу же были отданы под школы, Дом пионеров, детские сады, ясли, больницы.

Литературу и русский язык преподавала Ольга Степановна Раевская, она же была классным руководителем. Уроки ее были очень интересны, могу об этом судить по тому, с каким увлечением рассказывал о них Юра. Он говорил о Пушкине, Лермонтове, пересказывал произведения, разучивал отрывки, стихи. Ольга Степановна умела донести до ребят смысл творений Гоголя, басен Крылова. Она приучала их любить родной язык, уважать книги, проникать в смысл написанного.

Нет ничего удивительного в том, что школа превратилась в значительный центр культурной жизни Гжатска. Мы давали концерты не только учащимся, но и раненым в госпитале, выступали после торжественных собраний и конференций, ставили спектакли в пользу детского дома.

Оказывали дети посильную помощь и в восстановлении мирной жизни. Школьники расчищали развалины, во время каникул работали в пригородных колхозах — дергали лен, копали картошку, свеклу, морковь. И я не помню случая, чтобы ребята уклонялись от этих недетских, тяжелых даже для взрослых работ. Наоборот, если родители пытались удержать кого-нибудь из них дома, ребята просили учителей воздействовать на отца или на мать.

Некоторые из наших учеников могли гордиться и боевыми заслугами, свидетельствами которых были ордена и медали — награды за участие в партизанской борьбе. Учились у нас и «сыны полков» — одетые в солдатское обмундирование воспитанники воинских частей.

В трудных условиях жили дети, нелегко им было и учиться. Единственная на весь Гжатск средняя школа не имела специального здания. Под классы были приспособлены комнаты двух ветхих жилых домов. Несколькими учебниками обходился целый класс, писали ребята кто на чем мог, а вместо черновиков использовали записные книжки, сшитые из газет. Зимою в классах было до того холодно, что замерзали чернила в пузырьках, а заниматься приходилось в пальто. Сидели ученики не за партами, а за самодельными, сколоченными из длинных досок столами — по пять-шесть человек за каждым столом. Чтобы выйти к доске, ученику нужно было нырнуть под стол или протиснуться за спинами товарищей.

Юра носил учебники в потертой полевой сумке. В школу он обыкновенно приходил в белой рубашке, подпоясанный широким солдатским ремнем с латунной пряжкой, на голове ладно сидела пилотка. Это был Юрин парадный костюм. Мальчик его очень берег и, возвращаясь из школы, переодевался в полосатую ситцевую рубашку, старые штанишки, снимал ботинки и до холодов бегал босиком.

Учился Юра очень хорошо. От других ребят его отличала необыкновенная живость. Он был очень непоседлив, энергичен, всегда первым рвался к доске и схватывал буквально на лету. Его хватало на все: и на учебу, и на ребяческие проделки, и на участие в художественной самодеятельности. Помню его читающим с большим чувством стихи о Юрии Смирнове, декламирующим отрывок из романа «Молодая гвардия» — «Руки моей матери», лихо отплясывающим русский танец или «Лявониху». Если ставилась пьеса, Юра непременно играл в ней. В общем, был он, как говорят, один во многих лицах.

Часто мы оставались после уроков, чтобы почитать вслух интересную книгу. Некоторые отзывы о прочитанном у меня сохранились. Среди них — отзыв Юры Гагарина. Он пишет, что ему понравилась книга «В открытом море», в которой рассказывается о героях-черноморцах, о борьбе моряков с врагами нашей Родины, о том, как, попав в плен, они не пали духом, а, совершив почти невероятное, вырвались на свободу.

У меня такое впечатление, что Юра старался охватить все. Участвовал он и в художественной самодеятельности. В школе они задумали сделать театр теней — сколько же рассказов было о спектакле «Сказка о попе и о работнике его Балде»! Ребята сами вырезали из картона фигурки действующих лиц, прикрепили их к лучинкам, учились водить за натянутым полотном. Юра исполнял роль Балды, слова учил по вечерам. Его друг Лева Толкалин был главным осветителем. Юра рассказывал, как тот умело использовал большой трофейный карбидный фонарь. Декорации, афиши ребята тоже рисовали сами. Конечно, они были не такие красивые, как рисунки настоящих художников, но детям они были дороги и очень нравились. В день после спектакля Юра так подробно рассказывал дома о представлении, о реакции зала, так выразительно изобразил действующих лиц, что мы все будто побывали на этом спектакле.

У Раевской был литературный кружок. На маленькой сцене чаще ставили Пушкина, Гоголя, Гайдара. Особенно нравился нам «Тимур и его команда».