Боги, пиво и дурак. Том 5 - Юлия Николаевна Горина

— И вот опять ты посредством преувеличения моих достоинств затмеваешь чистоту моего разума. Так, о чем это мы говорили?..

Сифа рассмеялась:

— А эта причудливая фраза означает, что от сидения на его коленях…

— Довольно вольных переводов в рамках серьезной беседы, — уже строже одернул ее Аид.

Я с трудом удержал понимающую ухмылку. Ну еще бы, от такого симпатичного груза у кого угодно достоинства преувеличатся!

— Ладно, умолкаю, — вздохнула Персефона.

— Мы о цене говорили, — подсказал я

— Ах да. И что, это имеет какое-то значение? — спросил у меня Аид.

— Конечно.

— То есть твоя жизнь висит на волоске, но ты готов торговаться с тем, кто готов протянуть тебе руку помощи?

— Когда оборвется моя жизнь, от меня зависит мало, — ответил я. — Но то, каким человеком я умру, полностью зависит от меня.

— Хорошо сказано, — кивнул Аид.

Синевласка между тем всхлипнула.

— Какой он милый…

Аид покосился на жену.

— Если ты продолжишь в том же духе, я ведь могу и передумать.

— Все-все, затыкаюсь!

Аид поморщился.

— Сифа, ну что за лексикон при посторонних!

— Не душни, — нахмурилась Сифа, звонко чмокнула его в щеку и упорхнула в сумерки. Через мгновение демонстративно громко стукнула дверь — мол, все, я ушла.

Аид вздохнул. Собственноручно поправил стул, на котором только что сидела жена.

— Цена у моего заступничества, как ты справедливо заметил, действительно есть. Я хочу от тебя одну услугу. И если то, что я о тебе слышал, правда, то особых затруднений она у тебя вызвать не должна. Но в случае провала последствия будут более чем серьезные. Учитывая предвзятое отношение к тебе Зевса, скорее всего, даже несовместимые с жизнью.

— Что нужно сделать?

— Напоить мою тёщу, — хмуро ответил Аид, откинувшись на спинку своего кресла.

Вот это поворот! Такого я, признаться, не ожидал.

— В смысле — напоить?..

— В прямом. До полубеспамятства. Чтобы она поставила свою подпись на документе, который я тебе дам.

— Что за документ?.. — насторожился я.

Ситуация нравилась мне все меньше.

— Полный отказ от условий нашего давнего контракта, согласно которому Персефона обязана проводить половину года у своей матери.

— Ты хочешь, чтобы твоя жена никогда не поднималась на поверхность?..

— Я бы не отказался, — усмехнулся Аид. — Но к моему глубочайшему прискорбию, Персефона патологически любит свою мать, и такое решение разбило бы ей сердце. Нет, я готов отпускать ее время от времени навестить Деметру, но не на полгода же! Этот… регламент общения был выбран моей тещей не случайно. Как оказалось, для нас с Персефоной он влечет гарантированную бездетность, поскольку ее оболочка пребывает в постоянном состоянии стресса и адаптации к новой среде.

Я покачал головой.

— Жестоко. А если просто поговорить с ней?..

— Поговорить с кем? С Деметрой? — с холодной маской на лице переспросил Аид. — Так она специально затеяла все это, чтобы поставить Персефону перед выбором: нормальная семья и дети — или же я. До сих пор Сифа год за годом, столетие за столетием выбирает меня. Но ей нужна полноценная семья, а не полчища музыкантов и певцов из всех существующих миров и волонтерство в христианском раю нерожденных младенцев и двухголовый пес в качестве питомца.

Мне вдруг стало пронзительно жаль Персефону. Как же так бывает, что собственная мать становится врагом для родной и любимой дочери? И наверняка думает, что это — для ее же благополучия!

— Цербера тоже завела она?.. — спросил я.

— Нет, завел его я, а она превратила цепного пса в питомца, — с печальной улыбкой и такой неожиданной нежностью проговорил Аид, что мне даже стало неловко, будто нечаянно увидел лишнее в приоткрытую дверь.

— Но как я смогу напоить ее? Я же не могу прийти к не с бутылкой наперевес. Или могу?.. — озадаченно проговорил я.

Аид развел руками.

— Здесь я тебе ничего не подскажу. Я не очень понимаю причинно-следственные связи поведения большинства живых существ. Мертвые — они бесхитростные. Не лгут, не умалчивают, не изворачиваются. А живые — отвратительны. Извиваются, как ужи, фальшиво улыбаются и лгут без конца. Ну так что? Мы договорились?

Я кивнул.

— Да. Я согласен.

— Тогда возьми, — Аид щелкнул пальцами, и в воздухе перед моими глазами появился раскрытый свиток с гербовой печатью внизу, на которой мерцала черно-красная буква «А». — Это документ, который она должна подписать. Можешь прежде прочесть его, если пожелаешь, я не возражаю.

Я взял в руки бумагу.

— Спасибо за доверие.

— Исполни это в ближайшее время, и обещаю — ты будешь удивлен, как много готов сделать для живого смертного благодарный бог мертвых. А до тех пор могу предложить стандартный покровительственный набор, который включает в себя опеку от внезапного удара молнии, защиту от внезапных нападений монстров во сне и в полнолуние, протекцию от тайных отравлений, официальный патронаж и упоминание твоего имени в посмертных свитках почитателей моего величия, если вдруг с тобой все-таки что-то случится, хотя и не должно. И все это — в качестве аванса. Бумагу с перечнем предоставить?

— Нет, не нужно, — отозвался я, особенно тронутый последней предложенной услугой. — Я верю твоему слову, и его одного мне достаточно.

— Хорошо, — кивнул Аид. — Теперь уходи, твое время заканчивается, а нужно еще успеть доплыть обратно.

Я поднялся. Аккуратно выровнял стул.

Аид заметил мое движение. И оценил, потому что его губы тронула легкая полуулыбка.

И я решился на еще один вопрос.

— Ты сказал, что многое видишь отсюда. А будущее моего друга… ты можешь сейчас разглядеть?..

Аид хмыкнул. Поднял на меня свой немигающий взгляд.

— Тот, о ком ты сейчас думаешь, этому миру уже не принадлежит.

— Сет умер?! — выкрикнул я, теряя самообладание и напрочь забывая о субординации.

К черту все!

Януса убили? Как же так?! Ведь Нергал обещал мне!!! Он говорил…

— Умер? — переспросил Аид, пожимая плечами. — Зачем умер? Ничего подобного. Я сказал, он больше не принадлежит этому миру, потому что начался ритуал его перехода отсюда в один из донорских миров.

— У-ууфф, — выдохнул я, чувствуя, как пол под ногами покачнулся. — Господи, какое облегчение…

Аид, глядя куда-то мимо моей головы, между тем проговорил:

— Но над головой другого близкого тебе человека Мойры