Ночь на перекрестке - Жорж Сименон

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Менее получаса назад в гостиной на первом этаже кто-то курил.

— Кто же?

— Об этом я вас и спрашиваю.

— А откуда, по-вашему, мне это знать?

— Сегодня утром патефон был внизу.

— Это невозможно! Выходит, вы считаете, что… Скажите, комиссар, надеюсь, вы не подозреваете меня? У вас такой странный вид… Где Карл?

— Повторяю: он пересек границу.

— Неправда! Немыслимо! Чего ради он стал бы это делать? Уж не говорю, что он не оставил бы меня здесь одну. Это было бы совсем дико! Представляете, что станет со мной, если никого не будет рядом?

Эти слова сбивали Мегрэ с толку. Не переходя в другое душевное состояние, без демонстративных жестов, не повышая голоса, она впала в неподдельный патетический тон. Взгляд ее выражал растерянность, мольбу, замешательство.

— Скажите мне правду, комиссар. Ведь Карл невиновен, да? А если бы он и пошел на преступление, то только в результате умопомрачения. Мне становится страшно. В его семье…

— Были сумасшедшие?

Она отвернулась.

— Да. Его дед. Он скончался от приступа безумия. А одну из теток пришлось запереть в сумасшедший дом. Но Карл не таков, нет! Я его хорошо знаю.

— Вы не обедали?

Она вздрогнула, оглянулась и с удивлением ответила:

— Нет, не обедала.

— И вы не голодны? Уже три часа.

— Пожалуй, голодна. Да, в самом деле…

— В таком случае идите вниз и пообедайте. Нет никаких оснований держать вас по-прежнему под замком. Ваш брат не вернется.

— Неправда! Вернется! Не может быть, чтоб он бросил меня на произвол судьбы.

— Пойдемте.

Мегрэ был уже в коридоре. Озабоченный и насупленный, не переставая курить, он не сводил глаз с Эльзы.

Проходя мимо, она слегка задела его, на что он никак не отреагировал. Внизу она показалась ему еще более растерянной.

— Карл всегда подает мне еду. Я даже не знаю, есть ли в доме хоть что-нибудь съестное.

На кухне нашлась банка сгущенки и батон.

— Не могу, слишком разнервничалась. Оставьте меня… Нет, лучше не надо. Я никогда не любила этот отвратительный дом. А вот это что такое? Видите, вон там…

Через остекленную дверь-окно она указала на кошку, свернувшуюся клубком на газоне.

— Мне противны животные. Мне противна деревня. Вечно тут полно всякого шума и треска, от чего я прямо содрогаюсь. Где-то здесь живет сова, и ночью — буквально каждую ночь — я слышу ее жуткие крики.

Она боялась и дверей, с опаской глядела на них, словно за каждой ее подстерегали враги.

— Я не буду спать здесь одна. Не хочу!

— Телефон у вас есть?

— Брат хотел установить, но это оказалось для нас слишком дорого. Вы только подумайте — жить в таком огромном доме, с парком площадью уж не помню во сколько гектаров и не иметь возможности позволить себе ни телефона, ни электричества, ни служанки для грубой работы. И все это из-за Карла! Точь-в-точь похож на своего отца.

И вдруг она разразилась затяжным нервным хохотом.

Создалась нелепая ситуация: Эльзе не удавалось восстановить свое привычное хладнокровие, и в то время как грудь ее вздрагивала от этой мнимой веселости, глаза постепенно переполнялись страхом и тревогой.

— Что случилось? Что вас так сильно насмешило?

— Да ничего. Не надо сердиться на меня. Я вспомнила сейчас наше детство, воспитателя Карла, наш замок в Дании, многочисленных слуг, торжественные визиты, кареты, запряженные четверкой цугом. А здесь!..

Она нечаянно опрокинула банку со сгущенкой, подошла к двери-окну, прижалась лбом к стеклу и уставилась в парк.

— Я позабочусь о вас, вечером приставлю к вам человека для охраны.

— Да, пожалуйста… Или нет, не надо. Не нужна мне никакая охрана. Я хочу, чтобы вы сами пришли ко мне. Иначе мне будет страшно.

Теперь было трудно определить, смеется она или плачет. Она прерывисто дышала и дрожала всем телом. Могло показаться, что она кривляется, издевается над кем-то. Но также могло показаться, что она на волоске от нервного потрясения.

— Не оставляйте меня одну.

— Я должен работать.

— Но раз Карл сбежал…

— Вы считаете его виновным?

— Не знаю. Теперь уже не знаю. Раз он сбежал…

— Хотите, я снова запру вас в вашей комнате?

— Нет, мне нужно другое: завтра я хочу возможно раньше покинуть этот дом, этот перекресток. Хочу уехать в Париж, где улицы полны людей, где я опять окунусь в водоворот жизни. А сельская местность внушает мне страх. Сама не знаю, — и внезапно добавила: — Скажите, а в Бельгии Карла арестуют?

— Мы направим тамошним властям запрос на выдачу его.

— Это просто неслыханно! Когда я думаю, что всего лишь три дня назад…

Она сжала голову ладонями, смяла свою растрепанную золотистую шевелюру.

Мегрэ был уже на крыльце.

— До скорой встречи, мадемуазель.

Отойдя от дома, он почувствовал некоторое облегчение, хотя расстался с Эльзой не без сожаления. Люкас прохаживался взад и вперед по шоссе.

— Ничего нового?

— Ничего. Приходил страховой агент, спросил, скоро ли ему вернут автомобиль.

Мишонне предпочел обратиться к Люкасу, а не к Мегрэ. Теперь он подглядывал за ними из своего палисадника.

— Неужели у него нет никаких дел? Говорит, что без машины не может посещать клиентов, разбросанных по всей округе. Грозит потребовать от нас возмещения убытков.

Около бензоколонок остановились открытая легковая машина с целым семейством и небольшой грузовичок.

— Ну и бездельник этот «гаражист»! — заметил бригадир. — Ничем себя не утруждает. Но заколачивает, видать, порядочно. Его хозяйство работает буквально круглые сутки.

— Есть у тебя табак?

Теперь солнце припекало вовсю, жара становилась изнурительной, и Мегрэ, утирая пот со лба, бросил:

— Пойду-ка посплю часок. А вечером посмотрим.

Когда он поравнялся с гаражом, г-н Оскар не преминул снова окликнуть его:

— Комиссар, давайте тяпнем по стаканчику самогона. Просто так, на ходу.

— Немного погодя.

На вилле, построенной из песчаника, два раздраженных голоса — мужской и женский — пытались перекричать друг друга.

«Мишонне воюет со своей благоверной», — подумал Мегрэ.

В пять часов пополудни Люкас разбудил Мегрэ и вручил ему телеграмму, полученную от бельгийской полиции. Она гласила: