Женщины Великого века - Жюльетта Бенцони

Прошло несколько лет. Над башнями замка Сен-Жеран пронеслись весенние ветры и осенние ливни, и вот в один прекрасный день Гийом распрощался с его хозяевами. Он только что получил в наследство от умерших родственников хорошенький домик в Мулене и небольшое поместье, которое отныне позволяло ему жить в свое удовольствие. Гийометта, таким образом, перестала быть служанкой.

Но девушка – к этому времени ей исполнилось шестнадцать – была сильно опечалена отъездом. Она еще сильнее привязалась к своей госпоже и все эти годы старалась быть ей утешением, чтобы помочь несчастной справиться с горем.

– Мне бы так хотелось остаться с вами! – пролепетала девушка, покидая ее.

– Ты станешь приезжать ко мне в гости, ведь Мулен недалеко. И потом, ты стала настоящей барышней. Теперь найдешь хорошего мужа. Вот посмотришь, тебе не придется по мне тосковать.

И Гийометта уехала.

Первое время ей нравилось жить в красивом доме, где у нее была служанка, носить не жалкие, как прежде, а специально для нее сшитые платья. Но очень скоро ей открылось, что теперь она стала еще большей затворницей, чем прежде.

И это было связано с отцом, который вдруг стал лелеять в отношении нее честолюбивые замыслы. Отныне он требовал, чтобы она встречалась только с людьми из родовитых семей, а те не спешили завязывать тесные отношения с бывшим управляющим. Как огня он боялся, что дочь влюбится в парня низкого происхождения, и вскоре бедной девушке из развлечений остались только посещение церкви, вышивание да домашнее хозяйство. Ей не позволялось даже сопровождать отца, когда тот ежемесячно отправлялся в горы Оверни. Там, по его словам, он навещал родственников, которые нуждались в его помощи, но те не подходили для знакомства с ней. Время шло, и Гийометта все больше жалела о том, что потеряла: жизнь в замке, парк, приветливые улыбки графини. Ей исполнилось двадцать пять лет, и перед ней уже четко вырисовывалось мрачное будущее одинокой старой девы, когда внезапно умер ее отец.

* * *

Гийом неожиданно сильно простудился и слег. Вскоре он понял, что в дверь постучалась смерть и дни его сочтены. В один из вечеров он попросил Гийометту поехать в Сен-Жеран и привезти графиню. Вначале девушка подумала, что это лишь прихоть больного.

– Завтра съезжу, отец. Зачем беспокоить графиню в такой поздний час? Ведь путь туда долог.

– Слишком долог! Поэтому ты должна отправиться немедленно и умолять ее приехать! Я постараюсь ее дождаться, поскольку не хочу покинуть этот мир, не поговорив с ней. Меня… душит эта тайна.

– Какая тайна?

– Тебе не скажу! Отправляйся за графиней, да поспеши, если не хочешь, чтобы твой отец умер без покаяния! Ступай!

В ужасе Гийометта запрягла лошадь и, доверив отца соседке, отважно пустилась в путь. К утру она вернулась вместе с госпожой де Сен-Жеран. Гийом был еще жив.

– Госпожа, – пробормотал он. – На моей душе тяжкий грех, и я надеюсь на ваше прощение. Ребенок… младенец, который у вас родился, был красивым и абсолютно нормальным. Вовсе он не был уродом!

И несчастный все рассказал. Управляющий признался, что, надеясь сделать из дочери настоящую барышню, он принял предложение госпожи Н, пообещавшей ему много денег, если он выполнит все ее распоряжения. Как только ребенок родился, он отвез его к своим двоюродным братьям в селение Шерак-сюр-Морж, что неподалеку от Риома, оставив мальчика на их попечение.

– Но ведь… – проговорила в растерянности графиня, – я видела собственными глазами это чудовище.

– Не видели! Хитрая госпожа Н сумела вас обмануть. Вы видели черного щенка, наряженного в пеленки и кружева, предназначенные для младенцев. Ваш сын жив! Ему теперь семнадцать лет. Это рослый, сильный паренек, который очень на вас похож!

Госпожа де Сен-Жеран была мягкосердечной женщиной и не отказала умирающему в прощении. Гийом отошел с миром, но Гийометта не захотела оставаться в доме, купленном ценой стольких слез и страданий. Девушка пожертвовала его беднякам, избавилась от всего, что имела, и робко попросила у графини позволения остаться при ней, в замке. Вместо ответа эта добродетельная женщина заключила ее в объятия, и обе разрыдались.

Но обнаружение наследника ознаменовалось громким судебным процессом, поскольку госпожа Н, вопреки очевидному, пыталась отстоять права своего сына. В конечном счете справедливость восторжествовала, и Бернар де Лагиш, граф де Сен-Жеран, отец которого к этому времени умер, вступил во владение всеми его титулами, землями и состоянием. По прошествии нескольких месяцев он женился на Франсуазе де Вариньи и с честью исполнил воинский долг, вступив в королевскую армию.

Супруги поселились в Париже, где завязали тесную дружбу с госпожой де Севинье. Как-то при осаде Безансона[24] граф получил тяжелое ранение, которое заставило его до конца жизни носить под шляпой железную шапочку-калотту. Возможно, именно оно и свело его в могилу. И все же Бернар де Сен-Жеран успел обзавестись потомством, за которым трогательно ухаживала Гийометта, дочь злодея-управляющего.

Сердце старой девы

Мадемуазель[25] занемогла в самый разгар июля, и неизвестно почему. Да, Мадемуазель с большой буквы, которую все называли именно так, или Анна-Мария-Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье, де Домб, графиня д`Э и еще множества других владений, которые делали ее самой богатой женщиной Европы. Мадемуазель – дочь покойного Гастона Орлеанского, брата Людовика XIII, и, следовательно, принцесса королевской крови и двоюродная сестра молодого монарха Людовика XIV.

Болезнь Мадемуазель не могла быть обычной простудой, явно для нее имелась другая причина, тем более что в свои сорок три года принцесса, крепкая, как швейцарский пехотинец, и превосходно сложенная, обладала завидным здоровьем и не имела ничего общего с теми хрупкими созданиями, что боятся малейшего сквозняка.

Вот уже три дня таинственная хворь держала ее в постели, в точности после двадцать девятого июля 1669 года, когда она вместе со всем двором присутствовала на вручении жезла капитану Первой роты телохранителей, обольстительному, любезному, наглому и несносному Антонену Нонпару де Комону, маркизу де Пюигильему, графу де Лозену.

Тогда Мадемуазель увидела Лозена не впервые, да иначе и быть не могло, ведь граф многие годы находился при дворе и входил в ближайшее окружение короля, но в тот день все-таки произошло нечто неожиданное. Неизвестно, что явилось тому причиной – летний зной, красота зрелища, аромат цветов или восхитительная элегантность голубого, отделанного серебром мундира, впервые надетого по такому случаю виновником торжества, – но только чувствительная принцесса вышла после церемонии с мечтательным видом и уже абсолютно не могла привести мысли в порядок. Вот почему она сочла за лучшее сказаться больной, но странное состояние духа не позволяло ей заснуть, и потому она только ворочалась, не находя удобного положения для сна.