Третий рейх. 16 историй о жизни и смерти - Артём Анатольевич Космарский

пытались убедить Берлин отказаться от политики вещания исключительно на немецком языке и создать программы на местном говоре, но безуспешно: принцип германизации остался незыблемым. Однако власти немецкой провинции напрасно били тревогу по поводу превращения равнодушных к национальному вопросу обывателей в поляков: силезцы слушали передачи Лигоня ради смеха и игнорировали идеологически выдержанные программы польского радио. Вопреки надеждам варшавского начальства и самого Карлика, его шутки не поднимали польское национальное самосознание у немецких силезцев, а лишь укрепляли презираемую в столицах региональную идентичность. Для жителей провинции программы с польской стороны границы были желанной альтернативой все более жесткому и цензурированному радио нацистской Германии, но, слушая их, они автоматически не становились польскими патриотами.

В предвоенные годы в затихшей было радиовойне наступил новый виток напряженности. В ответ на проводимую Гитлером германизацию Силезии, ПРК запустило программу «За рубежом», где местных призывали отказываться от использования немецких топонимов (Глейвиц — Гливице, Бреслау — Вроцлав) и информировали об их правах как этнического меньшинства. Особенно интенсивно радио работало во время переписи населения в мае 1939 года, когда Берлин с помощью угроз и мощной пропаганды пытался заставить жителей Силезии называть себя в опросных листах немцами. Лигонь и ПРК старались разоблачить эти манипуляции, вспоминая о «семи столетиях борьбы силезцев с германизацией»[43].

Однако антинацистский и разоблачительный потенциал польского радио не мог реализовать-ся в полной мере из-за того, что в самой Польше в конце 1930-х годов начался правый поворот в сторону национализма и антисемитизма. После погромов Хрустальной ночи Лигонь заметил в эфире, что немцы «шутки ради» подожгли синагогу в Бойтене. Сравнив этот акт вандализма с жестокостями, проявленными солдатами фрайкора при подавлении силезского восстания[44], Карлик заявил, что «поляки не стоят в стороне, когда с кем-то поступают несправедливо». Но все же, будучи сторонником силезского воеводы, известного своими антисемитскими взглядами, Лигонь закончил выступление словами «все это не наше дело».

Горячее лето тридцать девятого

В 1939 году идеологические перепалки немецкой и польской радиостанций достигли такого накала, что местные жители стали всерьез опасаться войны. В июле ПРК начало вещание на немецком языке, маскируясь под германское радио, а также запустило в эфир антинемецкие передачи на чешском языке для жителей Протектората Богемия и Моравия[45]. В августе Германия отказалась от политики одноязычного вещания и стала транслировать передачи на польском и украинском. В ответ силезские поляки начали сеять слухи, что на самом деле это передачи польского радио в Бреслау (столица провинции Силезия) и вся Верхняя Силезия скоро присоединится к Польской Республике.

Немецкая пропаганда с истеричностью изображала Польшу марионеткой в руках англо-французского империализма и источником агрессии (а Германию — лагерем мира). Меры польского правительства, направленные против организаций немецкого меньшинства в воеводстве, давали лишний козырь в руки пропагандистов из рейха.

Летом сотни жителей польской Силезии нелегально пересекли границу, чтобы найти в Германии хороший заработок и, главное, избежать призыва в польскую армию — не участвовать в заведомо проигрышной вой-не. Нацисты обучали их агитаторскому мастерству, чтобы они рассказывали силезцам из провинции об ужасах жизни в Польше. Пытаясь переспорить эту пропаганду, Карлик сообщал по радио об отвратительных условиях, в которых живут беженцы, и о том, как бедно и голодно живет рейх, готовящийся к войне. «Лучше надевайте польскую форму! — призывал он. — Голодные немецкие солдаты мечтают завоевать Польшу, чтобы наконец-то наесться досыта».

Для противодействия пропагандистской агрессии Германии польское радио и само не стеснялось бряцать оружием. Передачи Лигоня в августе 1939 года на разный лад говорили о неизбежности войны, обычно в ироничной манере: «Эй, нацисты, готовьте ваши задницы для наших розог… Пускай немцы только войдут сюда, и мы разорвем их нашими окровавленными острыми когтями». Карлик даже намекал, что Польша может сделать первый шаг: укрепления на границе возводятся немцами, чтобы «спрятать свои задницы, когда мы придем». Как только власти Германии выразили недовольство, польские чиновники заметили, что те не понимают шуток. «Какие же натянутые нервы у „фюреров“, если их тревожит даже юмор и смех», — сообщалось в официальном издании воеводства «Польска Заходня».

Михал Гражиньский

Но если Лигонь предпочитал называть свои слова шутками, силезский воевода Михал Гражиньский демонстрировал предельно серьезный настрой. В июне 1939 года вместе с ветеранами восстаний 1919–1921 годов, участниками военизированного формирования «Звензек повстаньцув» и солдатами армии он торжественно открыл памятник повстанцам на расстоянии всего 200 м от немецкой границы. Во время церемонии открытия, транслировавшейся ПРК, Гражиньский обещал закончить «дело, которое не закончили герои третьего восстания», — то есть отобрать Верхнюю Силезию у Германии. Через неделю воевода открыл еще один памятник повстанцам, также у немецкой границы (в деревне Борушовице). Наконец, в середине августа «Звензек повстаньцув» провел свой ежегодный «марш к Одеру» от немецкой к чешской границе. В иные годы эти польские «традиции и церемонии» вряд ли вызвали бы большой резонанс, но в предвоенной атмосфере пропаганда рейха выжала из них максимум доказательств своей теории об агрессивных планах Польши, якобы готовящей аннексию Верхней Силезии.

В результате 2 сентября 1939 года немецкие власти смогли привязать Глейвицкий инцидент к агрессивным высказываниям Гражиньского: в атаке на радиостанцию «принимали участие банды „Звензека повстаньцув“», сообщали газеты рейха. Увы, заявления о желании отобрать немецкую Силезию, не раз звучавшие в прямом эфире ПРК, только помогли сделать мысль о польской агрессии правдоподобной и облегчили нацистам поиск повода для вторжения в Польшу.

Что почитать по теме:

Janus B. Self-Identity Formation and the Polish Sub-Culture of German Upper Silesia // The Polish Review. 1997. Vol. 42. N 2. P. 167–184.

Bjork J. Neither German nor Pole: Catholicism and National Indifference in a Central European Borderland. Ann Arbor: The University of Michigan Press, 2008.

Altenhöner F. «I Am the Man Who Started the War»: Alfred Naujocks and His Postwar Stories about His «Adventures» // A Nazi Past: Recasting German Identity in Postwar Europe / Edited by David A. Messenger, Katrin Paehler. University Press of Kentucky, 2015. P. 203–224.

2. Погром на троих: эсэсовцы, бандеровцы, толпа. Кто и зачем мучил евреев Львова 1 июля 1941 года[46]

1 июля 1941 года, после занятия Львова немецкими войсками, в городе произошел чудовищный погром: тысячи евреев, в том числе женщины и дети, стали жертвами издевательств, изнасилований и убийств. Что это было? И кто виноват: нацеленные на «окончательное решение еврейского воп-роса» оккупанты? объявившие