По большому счету. История Центрального банка России - Евгения Письменная

с первой встречи. Они познакомились осенью 1989 году в огромном светлом кабинете, устланном коврами. Помпезное здание в центре Москвы, на Неглинной улице, построили еще в царские времена специально для московской конторы Госбанка Российской империи. Именно там встретились высокопоставленный банкир из советской системы и журналист, жаждущий сломать ее.

Тогда редактор журнала «Коммунист» Гайдар пришел брать интервью у главы Госбанка СССР Геращенко[45]. Журналиста очаровал банкир: Геращенко понимал нутро Госбанка как никто другой. Тогда, еще в Советском Союзе, когда Гайдар и помыслить не мог о том, что станет рулить экономикой страны, Геращенко уже ставил задачу определить объективную границу кредита и реальную стоимость денег, размышлял по тем временам о невозможном – о конвертируемом рубле. И Гайдар поверил, что Геращенко сможет построить новую банковскую систему, поскольку был хорошо знаком с мировой практикой, знал об определении коэффициентов ликвидности, формировании резервных требований и установлении пропорций между привлекаемыми средствами населения и банковскими активами. Тогда же Геращенко учил Гайдара, что за экономическими целями всегда стоят политические. Гайдар урок усвоил, он хорошо помнил то интервью, помнил, как они долго сидели в огромном кабинете Геращенко на Неглинной и не могли наговориться.

Ельцин хотел сменить Матюхина, но, услышав о кандидатуре Геращенко, загрохотал:

– Геращенко? Он спрятал деньги коммунистической партии. Вы что?

Гайдар знал, что если Ельцин так категорично настроен, то лучше не спорить. Он перечить не стал, но идею эту не бросил.

«Нет больше твоего замка»

– Георгий Гаврилович, вас срочно вызывает Хасбулатов.

Помощник Александр наклонился к Матюхину и шептал прямо в ухо. Матюхин сидел во главе стола и вел совещание региональных отделений. Он повернулся и тихо сказал:

– Скажи ему, что я в Твери, не могу приехать.

– Я сказал, но аппарат Хасбулатова настаивает. Говорят, дело неотложное.

Матюхин хмыкнул.

– Неотложное?

Александр кивнул.

– Да. Ждут вас сегодня.

Матюхин рассердился, но что поделаешь: надо ехать. Он не ждал от этой встречи ничего хорошего. Последние несколько месяцев только и разговоров было, что об отставке главы Центробанка. И Матюхин, конечно, знал, что все – включая Хасбулатова – хотят его снять.

За последние месяцы его отношения с Верховным Советом, последним оплотом молодого Центробанка, совсем расстроились. Еще в апреле, на VI Съезде народных депутатов России, работу Центробанка признали неудовлетворительной. Его обвиняли в повсеместных неплатежах, нехватке денег и инфляции. Это звучало смешно, потому что Гознак, печатающий рубли, подчинялся Минфину, а эмитировать рубли вынуждало правительство. Но это мало кого волновало.

Ельцин выступил резко против Матюхина. На этом съезде последний со своим заместителем Рассказовым подали в отставку. Тогда депутаты не поддержали ее, но вопрос передали в Верховный Совет. Матюхин понимал, что отставка – дело времени.

Водитель ехал быстро. «За два часа управимся, доберемся от Твери до Белого дома», – думал Матюхин. За окном автомобиля мелькали деревни и деревья, а в памяти проносились недовольные лица президента Бориса Ельцина, вице-президента Александра Руцкого, заместителя председателя правительства Егора Гайдара, главы Верховного Совета Руслана Хасбулатова, депутатов и министров, банкира Михаила Ходорковского. В дороге можно было спокойно подумать. Он с досадой размышлял: «Все-таки не дадут доделать. Подрежут под корень».

Матюхин жалел, что ЦБ только-только создан, только стал наконец настоящим. Он сам эмитирует деньги, открывает корсчета в зарубежных центральных банках. ЦБ приблизился к решению проблемы расчетов, а теперь не сможет закончить дело. Он начал открывать расчетно-кассовые центры (РКЦ), чтобы обеспечить проведение платежей по всей стране. Межфилиальные расчеты между подразделениями Госбанка СССР, благодаря которым деньги ходили по стране, рухнули вместе с Госбанком. Матюхин за короткий срок создал большую сеть РКЦ Центробанка России, которые выполняли функции банка банков: осуществляли межбанковские расчеты, регулировали деятельность коммерческих учреждений, а также в то время выполняли роль фискального агента правительства в вопросах кассового исполнения государственного бюджета[46].

Он вспоминал, как пришлось убеждать Гайдара в необходимости создания РКЦ. Он объяснял, что нужны офисы для расчетов, все в системе ЦБ: «Вот есть банк в Москве, а клиенты у него в разных концах – в Калининграде и Владивостоке. Как банк им перешлет деньги? На веревочке, что ли?» Гайдар рассмеялся, когда услышал про деньги на веревочке, и согласился с созданием РКЦ.

Процесс шел не гладко, нередко были сбои. Матюхин надеялся, что благодаря появлению РКЦ начнет решаться проблема с авизо (бумагами об исполнении платежа). До создания РКЦ, но после краха СССР фальшивые авизо наводнили страну. Центробанку присылали ложные документы, и он платил. Мошенники договаривались с каким-нибудь банком и пачками слали фальшивки в ЦБ. Тот был слишком неповоротлив, чтобы быстро решить эту проблему. Особенно прославились в то время чеченские авизо – бланки для перечисления фиктивных сумм, первоначально принадлежавшие бывшим спецбанкам Чечни[47].

Фальшивые авизо стали головной болью, их изготовление превратилась в бизнес во всей стране. Гораздо позже появились данные, что только в московских расчетно-кассовых центрах выявлено около двух тысяч девятисот фальшивых авизо на сумму более восьмисот миллиардов рублей[48].

Когда Матюхин запретил исполнять чеченские авизо, ему стали угрожать крепкие кавказские ребята, и он впервые в своей жизни был вынужден нанять охрану. Президент Чечни Джохар Дудаев звонил Матюхину в Центральный банк и требовал исполнить все документы. Он не считал нужным церемониться с главой ЦБ, поэтому выражений не выбирал. В то время многие чеченцы разбогатели на таких авизо[49]. C апреля 1992 года ЦБ запретил коммерческим банкам посылать друг другу авизо, кроме как через расчетно-кассовые центры ЦБ. Это вызвало массу технических сбоев, недавно созданные РКЦ часто не справлялись, когда на них стали валиться тысячи авизо. Технические проблемы задерживали платежи, и недовольство этим фактом тоже свалилось на голову Матюхина. Но и эта мера не решила проблему с фальшивками. Нужно было создавать новый способ защиты расчетов.

Вдобавок пошла перепалка с антимонопольным комитетом России, который стал требовать от Центробанка отозвать свою телеграмму с рекомендациями российским предприятиям сдерживать поставки товаров в ближнее зарубежье. Матюхин был взбешен, когда получил такое предписание. «Как антимонопольный комитет правительства может командовать Центробанком?!» – негодовал он. Матюхин отказался выполнять приказ. Но правительство поддерживало свой антимонопольный комитет[50].

Когда Матюхин заглянул в кабинет, Хасбулатов сдержанно кивнул.

– Входи!

Рядом с Хасбулатовым сидел его заместитель Юрий Воронин, представитель советской элиты в Верховном Совете. До того как стать депутатом, он возглавлял Госплан Татарской республики[51]. Матюхин прошел и сел за стол, приставленный к большому столу председателя Верховного Совета. Хасбулатов начал холодным голосом.

– Очень много претензий к Госбанку, Георгий Гаврилович. Это вам известно.

Хасбулатов замолчал. Он, как опытный актер, умел держать паузы. Матюхин собрался и принялся отвечать:

– Конечно, известно. Но Центробанк не висит в безвоздушном пространстве. К рыночной экономике переход идет трудно, разрыв хозяйственных связей…

Хасбулатов резко оборвал его:

– Георгий Гаврилович, мы ж не на лекции, в конце концов, – в Верховном Совете. Здесь у нас политики много, теория – это лишнее.

– Так вы говорите о политических претензиях?

– И политических в том числе.