Первая формула - Р. Р. Вирди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солнце в мир вернуло вновь.
Дочь луны на землю пала
И над милым зарыдала.
На этот раз все отвели взгляды в сторону, словно испытывая приступ сердечной боли. По лицам зрителей бродила растерянность: каждый из них вожделел певицу, и каждый вспомнил о той жертве, что принесла Этайния, – а раньше об этом никто не задумывался.
Певица заставила взволнованную и возбужденную публику вскочить с табуретов, будто для танца, и тут же обрушила на их головы самые трагические эпизоды моей истории.
Выступила она мастерски, играя нами легко и ненавязчиво.
Я, как и все, сожалея о потере Этайнии, ощутил внутренний трепет. Лечил от скуки других, а попался сам. С другой стороны, не оценить впечатляющее выступление певицы я не мог. Зрителя она обводила вокруг пальца без малейших усилий. Легкий поворот сюжета – и зал дышал с ней в унисон, готовясь к развитию действия.
Еще один напев – громкий, переливчатый, словно невидимая рука дернула струну лютни. И вновь зазвучал протяжный звон, а женщина тем временем, продолжая звякать браслетами, переместилась на мою сторону зала. На долю секунды наши глаза встретились, и она мне подмигнула. В ее взгляде было куда больше тепла и огня, чем в горячем чае.
Что вам сказать,
Что спеть мне вам?
Какую песнь продать
Таким-то молодцам?
Скажите, смельчаки,
Со мной поговорите,
Что сердцем слышите мужским?
Песнь выбрать поспешите.
Скажите, смельчаки…
О сестры милые мои,
Что спеть мне вам?
Чем слух ваш усладить?
И где найти слова?
Скажите, милые мои…
Какую песнь мне спеть?
Чем вас развеселить?
Двигалась она так, словно в самом ее теле была заключена музыка, и воздух перед ней расступался, опасаясь помешать.
Я наблюдал за ней неподвижно, молча.
Спела она несколько довольно сложных песен, однако в ее исполнении они прозвучали легко и просто, словно колыбельные. Совсем не то было вначале – тогда женщина превратила несколько незамысловатых трактирных песенок в серьезные произведения, которые потом долго не шли из головы.
Что же дальше?
Дальше она пропела простой вопрос: «Чего еще изволите?» – и тем самым получила некоторую передышку.
Толпа задумалась, заспорила: что бы попросить? Песен было несметное множество, и каждую из них хотелось послушать. Обсуждение шло, певица отдыхала.
Я улыбнулся про себя: умнó… По сути, она держала зрителей в заложниках, нагнетая напряжение затянувшейся паузой перед следующим номером. В то же время у каждого был выбор. И вина за то, что на таверну вновь опустилось безмолвие, лежала только на зрителях. Впрочем, мне был известен способ его рассеять.
Нагнувшись, я приложил ладони рупором ко рту, чтобы выкрикнуть название песни, которая уж точно поставит ее в тупик:
– А как насчет…
– Спой «Плетение огня»! – перебил меня выкрик из зала.
Кричал один из стариков, сидевших в «Трех сказаниях», когда я несколько часов назад впервые перешагнул порог таверны.
Я крепче сжал посох и с заколотившимся сердцем уставился на кричавшего.
Если молодую женщину и обеспокоил выбор песни, она ничем свою тревогу не показала, лишь снова замурлыкала тихий напев.
– Значит, вы хотите балладу, короткую, но милую, о том самом человеке? Для кого-то он легенда, для других – злодей. На самом деле – ни тот ни другой. Некоторые говорят, что он – едва ли не ровня Богу. Миф, возражают другие, обман! Храбрец с львиным сердцем, способный сплести огонь в нечто вечное, – вот он кто.
Старик кивнул, и аудитория согласно замотала головами.
Я знал песню, о которой говорил завсегдатай. Всего несколько куплетов. Тем, кому известна правда, ни сладкой, ни милой она точно не казалась. Меня вновь одолело искушение погрузить таверну в безмолвие, однако я прикрыл глаза и от этого замысла отказался. Не было у меня такого права.
Черная грива, буйная смоль…
Лев, преисполненный отваги,
Что скрытого наречья помнит знаки,
Забытой власти тайну превзошел.
Что он открыл,
Что за плетенье сплел?
Огня первозданного пламенный смерч
Гневно и жарко во тьме полыхнул
И льву покорился. Лег в руку как меч.
Пылающий луч напоследок сверкнул,
И сплел его лев, и связал, чтоб сберечь
Невидимый яр в своем вечном плену.
И вновь она заманила в ловушку посетителей «Трех сказаний». Спела балладу так, что, считай я ее ложью, все равно проникся бы старой историей.
Впрочем, с таким же успехом незнакомка могла дать мне пощечину.
Я обернулся к Дэннилу:
– Что у тебя найдется из крепкого? Знаешь, чтобы, с одной стороны, напиток позволил расслабиться, а с другой – не помешал добраться до койки.
Трактирщик нахмурил брови, поджал губы и перевел взгляд с меня на женщину, затем обратно:
– Тебе что-то не по душе? Выступление не доставило удовольствия?
Что-то здесь не так…
– Нет, ничего подобного. Просто решил, что хороший напиток позволит мне достойно завершить замечательный вечер. Порой, опрокинув кружку, начинаешь тоньше ценить прекрасное.
Я подмигнул, и хозяин заведения улыбнулся, наливая мне напиток. Добрый человек – об оплате снова не попросил.
В кружке плеснуло нечто темное, и Дэннил, едва не коснувшись губами ободка, вдохнул аромат напитка.
Я молча окинул его вопросительным взглядом.
– Эрелла махд, – пояснил тот. – Солод и насыщенный, острый вкус землицы нашей, а в конце – нотка пряностей. Наслаждайся, отличная штука. – Он выразительно посмотрел мне в глаза, давая понять, что угощение не из дешевых. – Эреллу махд нужно смаковать.
Я благодарно кивнул и поднял кружку за его здоровье.
Отведать хмельного настоя я не успел – на мою кисть опустилась чья-то рука. Певица… Улыбнувшись, она выхватила у меня кружку и поставила ее на стол.
– Прогуляемся?
Я метнул взгляд на Дэннила, однако тот внезапно проявил живейший интерес к восстановленному мною пятачку на стойке. Впрочем, не секрет: когда дело касается слабого пола, мужчины друг другу не помощники. Еще раз глянув в кружку, я протяжно вздохнул:
– Уж боялся, ты не попросишь.
Подняв свой футляр, я подарил женщине самую обворожительную из своих улыбок и пристроился за ней. Мы пошли к выходу.
Путь наш оказался короче, чем я рассчитывал.
Большинство мужчин, оказавшихся в компании прекрасной женщины, лелеют надежду, что подобная прогулка под полуночным звездным небом будет длиться часами.
Мы спустились на пять ступенек